Фото: Горбачёв в Ленинграде, 1985
Глава из книги «Пост-Россия»
Эпоха Перестройки (1985-1991) в сегодняшней России подвергается искусственному забвению и даже «вычеркивается» из истории. Дело в том, что ее смыслы абсолютно противоречат имперской матрице, которую возродила постсоветская власть. Поэтому полезно вспомнить некоторые ключевые события той эпохи, способные стать поучительными в новом историческом цикле. Уже почти 40-летняя временнáя дистанция с Перестройкой дает возможность оценить ее значение рационально и непредвзято, выделив самое существенное в ее наследии и избежав аберрации близости, которая заставляет преувеличивать значимость текущих событий.
Сразу после начала полномасштабного вторжения России в Украину в феврале 2022 года Горбачёв-Фонд призвал к «скорейшему прекращению военных действий и немедленному началу мирных переговоров». Но кремлевская власть оставила призыв 90-летнего политического ветерана без внимания. Дальнейший ход войны он уже не комментировал. Эта война означала окончательное крушение горбачёвского проекта мирной и договорной трансформации постсоветских пространств. Очевидно, он переживал глубокую депрессию и скончался 30 августа того же года.
Горбачёв изменил планету, но проиграл в России. На Западе его справедливо уважают за прекращение Холодной войны. Фактически, и возникновение Европейского Союза стало возможным благодаря президенту СССР, который отказался вмешиваться в политику восточноевропейских стран, что привело к историческому падению Берлинской стены.
Но эта внешнеполитическая либерализация была глубоко взаимосвязана с внутренней перестройкой СССР, который со сталинской эпохи фактически представлял собой гиперцентралистскую империю. Деимпериализация в условиях демократических свобод выглядела неизбежной, однако основной вопрос той эпохи состоял в выборе адекватных форматов и механизмов освобождения от империи, которые позволили бы избежать хаотического и кровавого распада, как в Югославии. Кстати, вторжением в Грузию в 2008 году, аннексией Крыма в 2014-м и наконец, началом полномасштабной войны против Украины Путин, в сущности, стал запоздало реализовывать именно «югославский сценарий» на постсоветских пространствах, который Горбачёву в свое время удалось предотвратить.
Усилиями пропагандистских служб первого президента России Бориса Ельцина еще в 1990 году был создан, а впоследствии стал расхожим стереотип о том, будто бы Горбачёв хотел «сохранить СССР», тогда как руководители постсоветских республик «открывали постимперскую эпоху». Это утверждение во многом справедливо относительно других республик, но Россия, напротив, двинулась по пути возрождения империи, что будет подробнее описано в следующих главах.
«Сохранить» прежний СССР хотели организаторы Августовского путча 19 августа 1991 года, тогда как Горбачёв стремился трансформировать страну в договорное федеративное государство, даже с элементами конфедерации. Путч был нацелен на срыв подписания нового Союзного договора, которое должно было состояться 20 августа. Старая советская номенклатура пошла на это преступление потому что ясно осознавала – в условиях нового Союза, где его власти избираются самими республиками, все прежние имперские чиновники должны будут уйти в «историческую отставку».
Главным, революционным и беспрецедентным отличием Михаила Горбачёва от всех предыдущих российских царей и советских вождей было то, что основным смыслом его политики стала попытка перестроить империю в добровольный Договор суверенных государств. Это означало принципиальную ликвидацию имперского устройства страны, установленного еще московскими царями в XV веке. Если республики договариваются между собой и добровольно делегируют часть своих полномочий совместным, союзным структурам – это федеративная, субсидиарная модель, которая противоположна имперской и несовместима с ней. В империи, как известно, все властные инициативы идут только «сверху вниз». А сама идея нового Союза рассматривалась не как самоцельное для империи «удержание территорий», но как общее правовое и демократическое пространство – на том же принципе построен и Евросоюз.
Горбачёвский проект также кардинально отличался от прежнего союзного договора 1922 года, когда был сформирован СССР. Тогда союзные республики формально обладали суверенитетом, но все они были подчинены диктатуре коммунистической партии. А в 1990 году партийная «вертикаль» была ликвидирована – КПСС стала лишь одной из партий, тогда как реальные властные полномочия перешли к свободно избираемым многопартийным Советам. Лидеры республик в 1990 году уже не были местными «первыми секретарями КПСС», назначенными из Москвы, но легитимно избраны, возглавив республиканские парламенты (верховные советы). Среди них были беспартийные деятели и даже бывшие диссиденты, как Звиад Гамсахурдиа в Грузии и Витаутас Ландсбергис в Литве. Горбачёв мог политически не соглашаться с ними, но он никак не вмешивался в эти выборы, что выглядело беспрецедентно и для советской эпохи, и для последующей «новой России». Деимпериализация пространства состоит именно в том, что на нем возникает множество региональных политических субъектов вместо «единого царя».
Некоторые интеллектуалы утверждают, что горбачёвская попытка трансформировать многовековую империю в договорную (кон)федерацию была невозможной в принципе, мировая история не знает таких прецедентов. Однако любые события в истории когда-то происходят впервые. А отказ от этой трансформации как раз и привел к возвращению России в «имперскую колею».
***
Горбачёв в своей политике деимпериализации СССР фактически опирался на идеи двух известных советских диссидентов – Андрея Сахарова и Абдурахмана Авторханова.
Академик Сахаров был возвращен из ссылки в 1986 году и стал вести свободную общественную деятельность. В 1989 году, на первых конкурентных выборах, он был избран депутатом впервые созванного Съезда народных депутатов, который провозгласил себя высшей законодательной властью в СССР, уже без подчинения КПСС. Эта передача власти от партийных органов к избираемым Советам, фактическая парламентаризация СССР также была одной из целей революции Горбачёва.
Сахаров повторил на Съезде революционный лозунг начала ХХ века «Вся власть Советам!» Но если в ту эпоху он означал стремление заменить «буржуазные» институты власти (Госдуму, Временное правительство и т.д.) рабочими Советами, где часто доминировали большевики, то в 1989 году его смысл кардинально изменился, едва ли не до противоположности. Теперь этот лозунг означал как раз стремление к многопартийному парламентаризму вместо неизбираемой власти КПСС. И Межрегиональная депутатская группа на Съезде, объединившая сторонников перемен из разных республик СССР, фактически стала первой легальной оппозицией в советскую эпоху.
Именно в рамках этой группы Сахаров разрабатывал свой проект новой конституции СССР, предлагая переименовать его в Союз Советских Республик Европы и Азии. Он мыслился как добровольное, децентрализованное и интернациональное сообщество, основанное на международных правовых принципах. По ряду определений его можно сопоставить с проектом Европейского Союза, который был реализован несколькими годами позже.
Учитывая колоссальное влияние Сахарова на меняющееся общество эпохи Перестройки, его внезапная смерть в декабре 1989 года выглядит довольно загадочной. Или напротив – вполне объяснимой, если вспомнить последующее устранение спецслужбами многих других ярких фигур в российской политике. Академик своим авторитетом был опасен для тех, кто уже в те годы разрабатывал проект имперского «возрождения России», с которым идеи Сахарова были совершенно несовместимыми.
Другим вдохновителем реформ Горбачёва можно назвать чеченско-американского историка и политического философа Абдурахмана Авторханова. В 1988 году в ФРГ вышла его книга «Империя Кремля. Советский тип колониализма», в финальных главах которой он рекомендует Горбачёву преобразовать СССР в «добровольную равноправную конфедерацию». Поскольку аппарат советского лидера тогда активно изучал мировые оценки политики Перестройки, нельзя исключать, что Горбачёв был ознакомлен со взглядами этого авторитетного советолога.
И в конце концов, Горбачёв действительно внял совету Авторханова – последний проект Союзного договора (ноябрь 1991) был именно конфедеративным. Однако этой конфедерации не позволили возникнуть, а затем в «свободной постсоветской России» упомянутая книга Авторханова была объявлена «экстремистской» и запрещена. Вероятно, для «Империи Кремля» новой эпохи авторские рассуждения о перспективах конфедерации стали выглядеть даже более опасными.
***
Есть распространенный стереотип о том, что в эпоху Перестройки Горбачёв постоянно запаздывал с необходимыми моменту решениями. Во многом это выглядело действительно так, но если взглянуть с другого ракурса – его проект Союза Суверенных Государств, разработанный к августу 1991 года, напротив, опережал свое время. Фактически, по своим правовым основам, он напоминал договор о Европейском Союзе, подписанный в Маастрихте лишь годом позже. И кстати, проект ССГ был даже более свободным, чем договор о ЕС – ССГ изначально утверждал добровольность вступления и выхода его членов, тогда как статья о выходе стран из ЕС появилась лишь в Лиссабонском договоре 2009 года.
Видимо, политиков-реформаторов, тем более – революционного масштаба, каким был Горбачёв, невозможно мерить одномерными схемами «запаздывания» или «опережения». Они не вписываются в эти плоские рамки, точнее, в их политике могут сочетаться многие противоположные тренды.
О необходимости разработки нового, равноправного Союзного договора, основанного на суверенитете всех республик, впервые заявила тогдашняя Эстонская ССР еще в ноябре 1988 года. Это было наглядное опровержение анекдотического стереотипа об «эстонской медлительности». Реально медлительной в тот момент оказалась Москва, которая была еще не готова к диалогу о структурной трансформации Союза. А когда она «дозрела» до этой идеи в 1990 году, сама Эстония уже более не хотела вступать ни в какой «новый Союз», предпочитая перспективу восстановления независимости. Время в эпоху Перестройки шло стремительно. Председатель Верховного совета Эстонии Арнольд Рюйтель в 1990 году сказал Горбачёву: «То, что было возможным два года назад, теперь ушло как поезд и его не догнать».
Интересны еще несколько малоизвестных, но показательных фактов взаимоотношений Горбачёва с Эстонией, наглядно демонстрирующих, что имперская оккупация этой страны фактически закончилась при нем. Во время визита туда в 1987 году на встрече в Таллиннском университете Горбачёв заявил: «политэкономия социализма устарела» и призвал студентов активнее изучать новые информационные технологии. Фраза оказалась пророческой – вскоре Эстония действительно стала лидером в цифровой модернизации, не только среди постсоветских, а даже среди европейских стран. Но в устах тогдашнего генсека КПСС эта констатация звучала революционно. Впрочем, в том же году вышла его книга «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира», в которой он поставил «общечеловеческие ценности» выше «классовых». Для прежних советских вождей такое утверждение было бы немыслимым. Оно означало конец тоталитарной коммунистической идеологии.
В 1988 году первый секретарь компартии Эстонии, деятель сталинистских взглядов Карл Вайно просил Горбачёва ввести войска в республику «для подавления сепаратистских настроений». Именно тогда создавался Народный фронт Эстонии, который требовал республиканского самоуправления. Однако Горбачёв вместо ввода войск снял с должности самого Вайно. Отставной эстонский партсекретарь переехал в Москву, а в 2016 году его внук Антон Вайно занял должность главы администрации президента России. Таков любопытный круговорот советской номенклатуры. Фактически, Путин продемонстрировал идейную и кадровую преемственность своей политики с «доперестроечными» временами.
Еще два показательных и неожиданных примера того, что для Горбачёва идея интернационализма была вполне реальной, а не сугубо лозунговой, как для многих советских руководителей. Из рассекреченных и частично опубликованных в интернете стенограмм заседаний Политбюро ЦК КПСС:
- Горбачёв, после визита в Эстонию: У нас недостает межнационального общения между республиками. Да и с Россией тоже. По переводам эстонской и латышской литературы на русский просто провал. Но тем, кто туда приехал, надо к местному языку проявлять уважение. А некоторые так рассуждают: зачем «их» язык знать? Русского хватит. Позор!
- Лукьянов: Эстонцы ведь требуют, по существу, вернуть прежний, буржуазный флаг.
Горбачёв: Не надо так, Анатолий Иванович. Это флаг эстонской государственности, при чем тут буржуазия? Законно они восстанавливают свой исторический флаг. И это в компетенции республики по Конституции.
Есть некоторый исторический парадокс в том, что дата 20 августа 1991 года, на которую планировалось подписание нового Союзного договора, сорванного путчистами, не ушла в забвение, а все-таки стала государственным праздником. Только в Эстонии, которая в этот день провозгласила восстановление независимости. Разумеется, Эстония не собиралась входить в «новый Союз», однако окончательное восстановление независимости откладывала до его юридического возникновения, оставляя за собой право заключения возможных ассоциативных соглашений. Но путч 19 августа подвел резкую черту под этими ожиданиями и заставил эстонских политиков немедленно восстанавливать независимость, поскольку они никак не желали ассоциироваться с реставрацией прежнего, имперского СССР, заявленной целью ГКЧП.
В конечном итоге, 6 сентября 1991 года, в качестве председателя Госсовета СССР, объединявшего президентов всех союзных республик, Горбачёв подписал постановление о признании государственной независимости Эстонии и других стран Балтии. Это стало возможным в результате того, что он окончательно освободился от влияния на него партийной номенклатуры, настаивавшей на силовом сохранении СССР.
Из всех стран Балтии наиболее критично к Горбачёву относятся в Литве, возлагая на него персональную ответственность за кровавое подавление мирных протестов в Вильнюсе в январе 1991 года. Однако здесь дело состояло не в его личной «кровожадности», а в том, что на тот момент Горбачёв действительно утратил контроль над главными советскими «силовиками», за что впоследствии поплатился августовским путчем. Тем не менее, некоторым литовским политикам свойственно забывать, что восстановление независимости их страны в 1988-91 гг. вообще стало возможным именно благодаря Перестройке. Реальную историю напоминает депутат Европарламента Андрюс Кубилюс:
Даже если вспоминать брежневские времена, то и мы, литовцы, тогда не так храбро выходили на демонстрации. Да, у нас были диссиденты, но демонстрации появились только тогда, когда уже началась перестройка Горбачева, когда мы поняли, что за демонстрацию за демократию, за нашу независимость уже не будут посылать в Сибирь или в психушку.
***
Разумеется, всего за 6 лет (1985-1991) пребывания Горбачёва у власти провести, как он намеревался, революционную, но плавную трансформацию многовековой империи в добровольную и договорную конфедерацию было практически невозможно. Ошибки в осуществлении Перестройки выглядели неизбежными – хотя бы потому, что за такие преобразования в истории еще никто не брался. Однако объективное изучение той эпохи требует беспристрастного анализа этих ошибок – без идеализации реформатора, но со стремлением понять его логику.
Одна из главных ошибок Горбачёва была указана выше – он не внял призыву Эстонии в 1988 году к подготовке нового Союзного договора, и это промедление на два года оказалось фатальным: центробежные тренды в СССР неудержимо нарастали. Однако запустил эти тренды также он сам – когда власть в союзных республиках в 1990 году перешла от назначаемых из Москвы первых секретарей КПСС к свободно избранным на местах Верховным советам, эти парламенты, разумеется, потребовали повышения республиканского самоуправления и провозгласили суверенитет своих республик. К тому же, выборы в них были уже многопартийными – 6 статья конституции СССР, утверждавшая политическую монополию КПСС, была отменена в марте 1990 года, одновременно с избранием Горбачёва президентом СССР.
Однако эта структурная трансформация не привела к вытеснению КПСС из управления страной. Многие вопросы внутренней политики СССР, в том числе и силовые решения, остались в юрисдикции «Старой площади», где располагалось здание ЦК КПСС – и в этом вторая крупнейшая ошибка Горбачёва, которую также можно назвать фатальной.
Зачем президент СССР, чья политическая роль по определению должна быть надпартийной, упорно держался за устаревшие и консервативные структуры КПСС? В первые годы у власти (1985-1988) Горбачёв еще сохранял идеалистическую надежду на то, что ему удастся превратить партию в «авангард Перестройки», но столкнувшись с жестким сопротивлением аппарата реформам, перешел к другой логике, которую образно описывал близким соратникам: «нельзя отпускать с цепи бешеную собаку». Поэтому он стремился сохранить контроль над КПСС, не желая отдавать эту все еще довольно массовую организацию сталинистским реакционерам.
Он стремился, напротив, идеологически трансформировать КПСС в аналог европейских социал-демократических партий. Однако это оказалось несовместимым не только с консервативным большинством КПСС, но и с «новой Россией». Уже после отставки Горбачёв пытался создавать ряд социал-демократических организаций, но власти такие инициативы не приветствовали и окончательно ликвидировали его Союз социал-демократов в 2017 году.
Перестройка с ее стремительным гражданским пробуждением, свободными выборами на всех уровнях, принятием (август 1990) нового закона СССР о печати, отменявшего всякую цензуру, привела в политику новые демократические силы, несовместимые с прежней партократией. Открыв шлюзы исторических перемен, Горбачёв пытался найти невозможный «консенсус» между номенклатурой и демократами, балансировал между ними, что воспринималось как политическая «нерешительность». В большинстве союзных республик эти новые силы оформлялись как национально-демократические движения, а их антиимперские лозунги уже приводили к силовым столкновениям с милицией и даже армией.
Горбачёв опасался перерастания этих конфликтов в полномасштабную гражданскую войну, и с точки зрения реформатора эти опасения были небеспочвенны. И по своим взглядам, и по качествам характера он не мог допустить, чтобы начатая им Перестройка закончилась бы кровавым расколом общества. Поэтому он старался выдерживать позицию «над схваткой», но это приводило не к примирению имперских партократов и антиимперских демократов, а напротив – к яростной критике Горбачёва с противоположных сторон. Имперцы обвиняли его в «развале страны», демократы, наоборот – в стремлении «удержать империю». Отставки президента СССР одновременно требовали такие идеологически полярные движения, как «Демократическая Россия» и депутатская группа «Союз».
Весьма показательно, что эти «полюса» сходились в одинаковом и даже синхронном отвержении проекта нового Союзного договора. Так, 16 августа 1991 года состоялась встреча будущих путчистов Крючкова, Язова, Шенина, Бакланова, Болдина, принявших решение не допустить подписания договора о Союзе Суверенных Государств. И в тот же день «Российская газета» опубликовала заявление движения «Демократическая Россия», также требующее не заключать новый Союзный договор как якобы «возрождающий имперские традиции». Но если в первом случае имперская номенклатура резонно опасалась за свои посты в новом, конфедеративном Союзе, то демократы наивно полагали, что Россия, обретя независимость от Союза, тем самым перестанет быть империей. Хотя, как показало будущее, она стала гораздо более агрессивно-имперским государством, чем перестроечный СССР.
С апреля по август 1991 года практически вся внутренняя политика Горбачёва сосредоточилась в Ново-Огарёвском процессе по формуле 9+1 – серии обсуждений принципов нового Союза с лидерами 9 республик, желавших преобразовать СССР в конфедерацию суверенных государств. Остальные 6 тогдашних союзных республик (Армения, Грузия, Латвия, Литва, Молдова, Эстония) не выразили желания входить в новый Союз, но их к этому уже никто не принуждал. И показательно, что для самого Горбачёва на первый план выходило не «удержание» СССР в его прежних границах, а именно договорные принципы отношений его субъектов.
Ново-Огарёвские дискуссии порой были довольно бурными, но весьма показательно, что сам факт их проведения был беспрецедентным за всю советскую и даже многовековую имперскую историю. Президент СССР уже общался не с царскими или партийными «наместниками», но с демократически избранными главами различных республик. Эта множественная политическая субъектность вместо кремлевского «единоначалия» и равноправная договорность республик, которые добровольно делегируют часть своих полномочий на союзный уровень, фактически означали ликвидацию имперского принципа власти.
Тем не менее, в своем стремлении сочетать интересы различных, даже противоположных групп Горбачёв дошел до идеалистической, но практически нереализуемой попытки «объять необъятное». Он попытался «успокоить» консервативную имперскую номенклатуру тем, что до подписания нового Союзного договора сохранял ее представителей на всех ключевых государственных постах в СССР, хотя Ново-Огарёвский процесс предусматривал совершенно иную кадровую политику – делегирование на союзные должности представителей различных республик. И эта противоречивая опора на партийных, военных и спецслужбистских чиновников сработала как мина под главным проектом его политической реформы – новым Союзным договором.
Многолетний помощник Горбачёва Анатолий Черняев в своих мемуарах нарисовал антиутопию 1991 года, если бы с президентом СССР действительно что-то случилось и он бы не смог исполнять свои обязанности. Тогда его заместители из членов ГКЧП могли прийти к власти без всяких путчей, а совершенно законно, и для окружающего мира выглядели бы вполне легитимными. В этом состоит третья стратегическая ошибка Горбачёва – он чрезмерно персонифицировал процесс трансформации СССР в новую договорную конфедерацию и поставил его в зависимость от себя лично, чем сделал его очень рискованным. Хотя такая трансформация действительно была запросом времени, и могла опираться на массовое политическое движение во всех советских республиках. Перестроечное гражданское пробуждение в 1987-1990 гг. могло оформиться в такое движение, условную «партию прогресса», которая сочетала бы в себе стремление к интеграции с развитым миром, социал-демократию и республиканское самоуправление. Тогдашний советский «средний класс» в лице городской интеллигенции вполне разделял идеи общего договорного пространства, основанного на правах человека, свободе передвижения без границ и т.д., но эти идеи так и не были организационно оформлены.
Горбачёв не создал своей массовой партии, продолжая вместо этого балансировать между имперцами из КПСС и российскими демократами, которые также вскоре перешли к неоимперскому лозунгу «возрождения России». И в итоге, вместо строительства новой, договорной цивилизации произошло столкновение, а впоследствии слияние двух имперских проектов – советского и российского. Весьма символично, что администрация российского президента Ельцина вскоре после победы над августовским путчем переехала в бывшее здание ЦК КПСС на московской Старой площади, оставив там на своих рабочих местах множество представителей прежней партийной номенклатуры как «профессиональных управленцев».
Четвертая ошибка Горбачёва состояла в его попытке сохранить прежнюю советскую административно-территориальную иерархию, которая была уже несовместимой с трансформацией империи в равноправный конфедеративный союз. Прежде всего, столицей новой конфедерации он продолжал видеть Москву, не вынося этот вопрос на обсуждение ее участников. Однако многовековая и особенно обострившаяся в советскую эпоху гиперцентралистская роль Москвы не могла не вызывать возражений у различных республик, резонно опасавшихся очередного возрождения этого города в качестве имперской метрополии. Кроме того, если Горбачёв ориентировался на модель возникающего Евросоюза, он не мог не обратить внимания, что его столица предполагается не в какой-то из бывших имперских метрополий (Париже, Берлине или Лондоне), что неизбежно вызывало бы конкуренцию между ними, а в «нейтральном» и относительно небольшом Брюсселе.
Евросоюз уравнял в правах все европейские страны. И некоторую параллель с этим процессом можно отметить в законе, подписанном Горбачевым в 1990 году, «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации» , который фактически уравнивал права союзных и автономных республик. Действительно, выглядело абсурдным, что «союзная» Эстония с населением 1 миллион человек имела прав и полномочий больше, чем «автономный» 5-миллионный Татарстан. И этот закон вполне соответствовал конституционному проекту академика Сахарова, который утверждал симметричное равноправие всех республик. Если бы все 16 (на тот момент) автономных республик в составе РСФСР обрели статус союзных, открывавший им перспективу стать независимыми государствами, неоимперская эволюция России стала бы невозможной. Фактически, построссийская эпоха могла начаться уже тогда.
И неслучайно после принятия этого закона тогдашний советник Ельцина Сергей Шахрай панически заявлял: «Горбачёв хочет развалить Россию!» Действительно, перспектива прямых, равноправных и договорных отношений различных республик ломала их искусственную, установленную еще при Сталине, иерархию, когда союзные республики имели гораздо больше полномочий, чем автономные. И это касалось не только ситуации в России, но и в Украине.
20 января 1991 года в Крымской области, которая входила в состав Украинской ССР, состоялся первый в СССР референдум, на который был вынесен вопрос: «Вы за воссоздание Крымской Автономной Советской Социалистической Республики как субъекта Союза ССР и участника Союзного договора?» Положительно на него ответили 93% крымчан. Этот результат свидетельствовал о появлении в Крыму особой политической нации, не тождественной ни России, ни Украине, но как непосредственного субъекта нового Союза. Кроме того, этот референдум был абсолютно свободен и легитимен, он не вызывал никаких правовых и юридических сомнений, в отличие от псевдореферендума 2014 года, в спешке проведенного под стволами автоматов после российской аннексии Крыма.
Двойственность Крыма в последние годы СССР проявлялась в том, что, с одной стороны, большинство населения там составляли русские (67% по переписи 1989 г.), а с другой – экономически полуостров полностью зависел от Украины (пресная вода, продовольствие, электроэнергия поступали с «материка»). Передача Крыма из РСФСР в УССР в 1954 году была продиктована именно экономически-логистическими соображениями, а не «произволом Хрущёва», как утверждают нынешние кремлевские пропагандисты.
В условиях начала 1991 года, когда Россия и Украина уже приняли свои декларации о суверенитете, президент СССР мог бы признать в качестве равноправного субъекта Союза также и Крым, включив его представителей в Ново-Огаревский процесс, где обсуждались параметры нового Союзного договора. По существу, крымчане на своем референдуме голосовали именно за это. Однако Горбачёв воздержался от такого решения – вероятно, опасаясь поссориться с руководителями Украины, которые продолжали считать Крым своим регионом. Здесь вновь можно отметить беспрецедентность положения дел в эпоху Перестройки: ни один прежний советский вождь не «опасался поссориться» с руководителями той или иной союзной республики. А Украину Горбачев видел одним из ключевых участников нового Союза.
Украинское руководство отреагировало на крымский референдум оперативно, но интерпретировало его по-своему. 12 февраля 1991 года Верховная рада Украины приняла закон о восстановлении Крымской АССР в составе УССР. Таким образом, Крым, хоть и признавался как республика, но «второго порядка»: не союзная, а лишь автономная, не имеющая суверенного голоса на союзном уровне. Именно это и заложило основы последующей российско-украинской борьбы за его принадлежность. А если бы полуостров по итогам своего референдума обрел статус союзной республики, не «в составе» России или Украины, но равноправной с ними, эта борьба двух соседей за обладание им выглядела бы немыслимой. И в итоге, как и другие союзные республики, Крым стал бы независимым государством и членом ООН. Утопия Василия Аксёнова «Остров Крым» могла бы воплотиться…
Не признав республиканскую субъектность Крыма, Горбачёв фактически сделал его предметом последующего территориального спора России и Украины. А впоследствии – и объектом российской аннексии, которую он поддержал, забыв про свою приверженность международному праву. К сожалению, престарелый Горбачёв не осознал тогда нарастающей имперской эволюции российского режима, которая неизбежно привела к полномасштабной войне. Но эту войну он, к его чести, все же отверг, не предав базовых ценностей своей политической личности.
Хотя идеальной столицей нового конфедеративного Союза как раз и мог бы стать Крым как полуостров в целом. Можно провести параллель со столичными для ЕС Брюсселем и Страсбургом – оба этих города, вместе с окружающими их региональными агломерациями, сохраняют этноисторическую двойственность, в первом случае валлонско-фламандскую, во втором франко-немецкую. Однако эти противоречия успешно разрешаются их общеевропейской ролью. И может быть, ирония истории состоит в том, что проект ССГ закончился именно в крымском Форосе.
И наконец, пятая ошибка Горбачёва состояла в том, что под влиянием «патриотических» стереотипов он продолжал считать постсоветскую Россию «своей страной». Хотя это возникшее в конце 1991 года неоимперское государство по всем своим смыслам и символике радикально противоречило конфедеративным проектам Перестройки. Фактически, «возрожденная Россия» стала взрывом конфедерации изнутри, вернувшим историю этой страны к имперской матрице
Горбачёв пытался участвовать в «выборах» президента России в 1996 году – но само его участие в этой политтехнологической операции, нацеленной на победу Ельцина любой ценой, выглядело несоразмерным для личности Горбачёва как деятеля глобального уровня. И даже политически оскорбительным, поскольку в той ситуации у него не было возможности провести прямые дебаты с Ельциным, который уже привык к «кремлевскому трону». Гораздо более адекватным для Горбачёва было бы, завершив свою деятельность на посту президента СССР, вообще уехать из России и создать свой аналитический центр в свободном мире, поскольку в РФ его Фонд подвергался различным притеснениям со стороны новой власти.
А может быть, наиболее подходящим статусом для Горбачёва в постсоветскую эпоху, с его глобальными идеями «нового мышления», стал бы пост генерального секретаря ООН. Жаль, что демократические страны тогда не выдвинули его, как лауреата Нобелевской премии мира. Возможно, Горбачёву на этом посту удалось бы эффективно, на мировом уровне оппонировать имперской реставрации России, а также и возвращению других стран к «старому мышлению».
***
Разумеется, история не знает сослагательного наклонения, но все же возможно представить себе ее альтернативный вариант, в котором новый Союзный договор в 1991 году был подписан. Сегодня он кажется фантастикой, но всего за 3 дня до августовского путча, когда проект Союза Суверенных Государств был опубликован, он выглядел исторической неизбежностью. Но прогрессивный ход истории всегда кого-то пугает…
За предыдущие века на этом пространстве сложилось невероятно полиэтническое сообщество. Поэтому формулировки договора стремились учитывать эту сложность, ни в коем случае не противопоставляя народы:
Участники договора будут исходить из сочетания общечеловеческих и национальных ценностей, решительно выступать против расизма, шовинизма, национализма, любых попыток ограничения прав народов… Всем гражданам гарантируются возможность изучения и использования родного языка, беспрепятственный доступ к информации, свобода вероисповедания, другие политические, социально – экономические, личные права и свободы.
Некоторые статьи при взгляде из сегодняшней российской ситуации звучат едва ли не «экстремистски»:
Участники договора признают общим фундаментальным принципом демократию, основанную на народном представительстве и прямом волеизъявлении народов, стремятся к созданию правового государства, которое служило бы гарантом против любых тенденций к тоталитаризму и произволу.
На международной арене главными целями нового Союза заявлялись
прочный мир, разоружение, ликвидация ядерного и другого оружия массового уничтожения, сотрудничество государств и солидарность народов в решении глобальных проблем человечества.
При этом все республики становились
полноправными членами международного сообщества. Они вправе устанавливать непосредственные дипломатические, консульские связи и торговые отношения с иностранными государствами, обмениваться с ними полномочными представительствами, заключать международные договоры и участвовать в деятельности международных организаций.
Новый Союз означал бы конец имперского принципа организации евразийских пространств. Вместо московской метрополии и окружающих ее колоний утвердились бы договорные отношения между равноправными, суверенными и международно признанными республиками. Сам пост президента ССГ стал бы не продолжением роли «кремлевского царя», но аналогом председателя Еврокомиссии. И в конечном итоге произошла бы интеграция бывших советских республик с европейскими странами, которые тогда также объединялись в ЕС. Возник бы реальный, гораздо более обширный и культурно многообразный «общеевропейский дом» (одна из самых популярных фраз в риторике Горбачёва в 1989-91 гг.)
Такой подход, нацеленный на советско-европейскую интеграцию и фактически преемствующий тезисы академика Сахарова о конвергенции систем, принципиально отличался от мышления в категориях геополитического противостояния, которые стали популярными в «возрожденной России». Как свидетельствуют рассекреченные архивы, в 1999 году Ельцин требовал у президента США Клинтона: «Билл, отдай Европу России».
В обращении к парламентам союзных республик 3 декабря 1991 года президент СССР рассуждал диалектически:
Две основополагающие идеи заложены в конфедеративную концепцию Договора, которая определяет характер новой, небывалой государственности. Это идея самоопределения, национально-государственного суверенитета, независимости. И это идея союзничества, сотрудничества, взаимодействия и взаимопомощи.
По существу, он излагал философию Европейского Союза – еще до его официального создания.
Интересно, что в тот же самый день Горбачёв подписал закон о ликвидации КГБ СССР. Это ведомство разделялось на республиканские организации, которые должны быть подконтрольны их свободно избранным властям. Однако в России КГБ не реформировался и не подвергся никакой люстрации, а лишь переименовался – сначала в МГБ, затем в ФСК и наконец, в ФСБ – но в целом сохранил свою преемственность от большевистского ЧК и штаб-квартиру в печально известном здании на Лубянке.
8 декабря 1991 года лидеры России, Украины и Беларуси заявили о прекращении существования СССР, фактически сорвав все возможные конфедеративные проекты его трансформации. Но как показала история, это привело не к расширению гражданских свобод, а ровно наоборот. Цензура, отмененная советским Законом о печати 1990 года, в большинстве постсоветских стран была восстановлена. Россия и Беларусь отвергли все демократические достижения эпохи Перестройки и превратились в многодесятилетние персоналистские диктатуры. Украине удалось выйти из этого тренда и вернуться к демократии только с помощью двух гражданских революций – Майданов (2004 и 2014).
Созданное в Беловежской пуще и затем утвержденное Алма-Атинскими соглашениями Содружество Независимых Государств по существу оказалось геополитической фикцией, не способной предотвратить войну между его учредителями. Это Содружество и не планировалось строить как конфедерацию, способную корректировать политику участников с позиций международного права. А оказавшись без такой конфедеративной «надстройки», Россия неудержимо скатилась в возрождение империи, подавляющей и свои регионы, и угрожающей войной всему миру.
Довольно показательна пропагандистская статья 2020 года «Беловежская пуща спасла Россию от развала», автор которой утверждает, что только избавившись от горбачёвских конфедеративных проектов, ельцинскому руководству удалось удержать государственное единство РСФСР.
Вероятно, действительно существует такая историческая закономерность – если Россия выходит из наднациональных, международных проектов и организаций, в ней начинается «суверенная» имперская реставрация. Если перестроечный СССР стремился к интеграции с окружающим развитым миром, то постсоветская Россия стала постепенно противопоставлять себя ему, и в конечном итоге, вышла из Совета Европы. Российские проекты реорганизации постсоветского пространства (ЕвразЭС, ОДКБ и т.д.) предусматривают не равноправное сотрудничество различных стран, но навязывание им кремлевских интересов. Горбачёв в своих мемуарах «Остаюсь оптимистом» (2017) писал:
Было горько, что перестройку оборвали на полпути, а скорее даже в самом начале. И было уже тогда ощущение, что наследие тоталитаризма в традициях, умах, нравах оказалось слишком глубоким, вошло во все поры общественного организма… Российское руководство рассчитывало на то, что будет доминировать на постсоветском пространстве – вместо равноправного союза.
Нынешняя имперская реставрация идеологически часто апеллирует к ностальгии по «разрушенному СССР». Путин в 2005 году назвал распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века». Но он явно имел в виду не ту договорную конфедерацию, которую пытался построить президент СССР, а привлекательный для себя образ сталинской империи, которую «боялись во всем мире». Но возможно, если бы в 1991 году состоялась мягкая конфедеративная трансформация СССР, никто бы уже не идеализировал прежнюю империю и не стремился к ее «восстановлению». Ностальгия по ней стала компенсаторной психологической реакцией именно на ее резкий и внезапный распад.
А с точки зрения имиджей интересно заметить, что Горбачёв, в отличие от предыдущих советских и последующих российских правителей, никогда не надевал военную форму. Его часто обвиняли в силовом подавлении гражданских выступлений в различных союзных республиках (Азербайджан, Грузия, Литва и т.д.). Но сколь бы критично ни относился Горбачёв к демонстрациям в Баку, Тбилиси и Вильнюсе, ему не могло прийти в голову бомбить эти города и развязывать полномасштабные войны, что стали позволять себе российские правители Ельцин и Путин по отношению к Чечне и Украине. Так, с переходом от перестроечной к постсоветской эпохе произошел качественный рост уровня государственного насилия.
В целом, проект несостоявшейся конфедерации напоминает автору вывод из его давней книги «RUтопия»: если утопии не сбываются, то сбываются антиутопии.
_____________________________________________________
Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт — https://t.me/regionexpert
Поддержите независимый регионалистский портал — www.paypal.me /regionexpert
Другие статьи автора:
- Парадокс коммунистов Коми
- Левая, правая где сторона?
- Главная ошибка Горби
- «Зеленый переход» отменяется?
- Европа: равноправный союз или имперский фрактал?
- Оппозиция и глокализация
- Антиутопия 1940-2025
- Возникнет ли «Европа ста флагов»?
- Постфедерализм, или федерация наизнанку
- Фальшивая «многополярность»
- Редкоземельная честность
- Закругление империи
- Накануне смены эпох
- Украинские общественные деятели напомнили о «забытых» политзаключенных империи
- Виртуальный регионализм
- Имперское домино Третьей мировой войны
- Кузница имперской «элиты»
- Можно ли вернуться в прошлое?
- Итоги 2024 года в Эстонии
- «Добрый царь» с кровавыми руками
- Эволюция в разные стороны
- Замороженная политика
- Абхазия как жертва отсутствия федерализма
- Волшебная палочка
- Советский Союз наизнанку
- Возвращение в реальность
- Способны ли атаки украинских дронов переломить ход войны?
- Борьба с квадроберами как признак расчеловечивания
- Виртуальная деколонизация
- Ни там, ни тут
- Свободное государство в эпоху войны империй
- Конец имперской оппозиции
- Возможна ли социология в условиях войны и диктатуры?
- Оппозиция за единую Россию
- Возникнет ли Курская республика?
- Почему распад РФ пока невозможен?
- Отказ от Союзного договора привел к реставрации империи
- От Кореи до Карелии
- Освобожденные российские политики страдают «стокгольмским синдромом»
- Журнал нового мышления в стране возрожденной цензуры
- «Русский Сингапур» или «Незнайка на Луне»?
- Без хайпа
- Возможно ли исполнить резолюцию ОБСЕ о «деколонизации России»?
- Русский Тайвань?
- ПостРоссия зависла в ожидании Часа Х
- Россию теперь надо изучать как варварскую экзотику
- Фукуяма был прав?
- Станет ли Украина «айсбергом» для имперского «Титаника»?
- Можно ли «деимпериализовать» Россию?
- Борьба несуществующей федерации с несуществующим движением
- Тайна второго Глота. Чем удивил фильм «Сто лет тому вперёд»
- Соль и пересол
- Три неустранимых противоречия «кремлевского царя»
- Добьются ли российские спецслужбы мирового господства к 2036 году?
- Зеркальное кино
- Россия как стихийное бедствие
- Всегда ли «предвоенная эпоха» приводит к войне?
- Реальность без вождя. Возможно ли возрождение региональной политики?
- Кремлевский почерк не изменился
- КГБ в ГДР: перестроечная комедия
- Запад не должен признавать легитимными президентские выборы в России
- Принадлежат ли люди государству?
- Красивые сказки убийцы
- «Прекрасной России будущего» не будет
- Мессианство или свободные выборы?
- Протоколы имперских подлецов
- «Царь-батюшка, смени наместника!»
- Парадоксы Ленина в эпоху возрожденной империи
- Удастся ли деимпериализировать русский менталитет?
- Постсоветское и построссийское
- Российская Федерация – это фейк
- От родины сарматов до советского космоса
- Бессрочная мобилизация доведет Россию до новой революции?
- Возможна ли Свободная Ингрия?
- Африканцы в Заполярье: перейдет ли Европа в контрнаступление?
- История – это творческий процесс
- Распад империи сделает русскую культуру глобальной
- «Эстоноземельцы» vs. «релоканты»
- Новый «Афганский синдром»?
- «ПостРоссия»: от теории к практике
- Глокализация в постРоссии
- Лицемерие как «традиционная ценность»
- «Южная Корея» или «хорошая империя»?
- Фантом «мирового правительства»
- Дальневосточный треугольник
- Европейский фасад Московии
- Два Востока. О том, как Москва остается в «Старом свете»
- Ингерманландцы: европейцы или «индейцы»?
- Гея против Левиафана. Почему Россия воюет с современным миром?
- Японский опыт и дальневосточный регионализм
- Региональные ЧВК могут сыграть совсем иную роль, чем планирует Кремль
- «Потеряли всё, что было создано за 30 лет»
- Кризис «частного государства» или сказки про индрагузиков
- Захлопнутое «окно в Европу»
- Отсутствие регионализма – причина провала военных антикремлевских проектов
- Проблема в пропаганде, а не в истории
- Крах империи начнется «снизу»
- Что может сделать «мятежник»?
- Регионализация империи представляется мне делом неизбежным
- Имперский централизм как главная проблема российского мышления