Почему Дальний Восток остается депрессивной территорией?

Павел ЛузинДата: Март 02, 2018Рубрика: Общество, Политика, Экономика

Фото: Благовещенск и Хэйхэ (Китай) в 1969 году и в наши дни

Восточнее Байкала проживают немногим более 6 миллионов россиян. При этом люди оттуда продолжают уезжать, а регионы Дальнего Востока в массе своей сильно зависят от трансфертов из федерального бюджета, несмотря на все усилия Москвы. Последняя безуспешно пытается запустить развитие дальневосточных регионов и, как следствие, миграционный приток туда. Все это лежит в парадигме управляемого развития и управляемой миграции, главными изъянами которых являются приоритет властных интересов Кремля и ограничение частной инициативы.

Единственной историей успеха являются лишь нефтегазовые проекты на Сахалине, начатые еще в 1994 г. консорциумом российских, американских и японских компаний. В рамках этих проектов действует соглашение о разделе продукции между консорциумом, регионом и центральным правительством — одно из немногих экономических воплощений реального федерализма, зачатки которого в 1990-е гг. все же были.

Как итог: Россия даже не может воспользоваться себе во благо тем, что на Тихом океане она непосредственно граничит с четырьмя из первой пятерки стран – мировых лидеров по промышленному производству (Китай, США, Япония и Южная Корея).

Проекты ре-колонизации

Все то внимание, которое Кремль в последнее десятилетие уделял Дальнему Востоку, объединяет одна черта — идея ре-колонизации региона. И началось все это в 2007 г. с закрытия космодрома «Свободный» (до 1997 г. гарнизон РВСН) и начала строительства на том же месте космодрома «Восточный». Главная цель этого мега-проекта заключалась вовсе не в снятии зависимости от «Байконура». Например, география Восточного не очень благоприятна для пилотируемых пусков. И в целом ракетный полигон Капустин Яр под Астраханью был бы во всех смыслах удобнее для нового космодрома. Главной целью космодрома на Дальнем Востоке было именно развитие промышленности и науки в регионе и привлечение туда людей.

Другой крупный проект — саммит АТЭС в 2012 г., для которого несколько облагородили и снабдили мостами Владивосток. По итогам саммита, среди прочего, город планировали превратить в один из ведущих университетских центров АТР. Проблема только в том, что лучшие университеты не появляются росчерком пера под финансовой сметой. Однако такие сметы как раз и призваны запустить механизм ре-колонизации. За сметами прилетают самолеты чиновников, менеджеров госкорпораций и т.д., создаются новые министерства «по управлению колониями», наиболее привлекательные активы поглощаются кремлевскими приближенными (вспомним историю с нефтяным бизнесом на Дальнем Востоке), а местная опера становится филиалом Мариинского театра.

Однако когда одни проекты завершаются, активы поделены, а ресурсы на новые начинания ограничиваются, встает необходимость привлечь к ре-колонизации граждан России (a.k.a. «население», a.k.a. «простой народ»), включая предпринимателей, а также полезных иностранцев. Для этого власти создают территории опережающего развития с режимом свободной таможенной зоны (если управляешь российской империей, всегда начинай с установки «режима зоны»). Также они вкладывают десятки миллиардов в ремонт школ и больниц, вынашивая планы увеличить численность жителей Дальнего Востока почти на полмиллиона человек в ближайшие несколько лет. Ну, и вишенкой на торте здесь — знаменитый «дальневосточный гектар», попытка в XXI веке завлечь людей землевладением.

Получается, Москва ходит по замкнутому кругу: в 2000-е гг. мы проходили и особые экономические зоны с технопарками, и зону свободной торговли в Калининградской области, и национальные проекты в образовании и медицине. Результат, в целом известен. Что касается раздачи земли, то здесь потенциал начинания очень хорошо раскрывает недавняя (2016 г.) сельскохозяйственная перепись. В 2006–2016 гг. число фермерских хозяйств сократилось с 285,1 тыс. до 174,8 тыс. (из них активных 147,5 тыс. и 115,6 тыс. соответственно). Число же личных подсобных хозяйств у граждан, включая сельских жителей, огородников, садоводов и дачников, составило почти 23,5 миллиона. То есть и фермеров стало меньше, и представления о «дачной» России как-то не слишком соответствуют действительности.

Однако похоже, что Кремль на полном серьезе вдохновляется опытом П. Столыпина. При этом всегда забывается один важный момент — почти никто из крестьян, переселившихся на Дальний Восток после 1861 г., не занимался там сельским хозяйством. Большинство начинало заниматься промыслами: заготовка леса, золотодобыча и т.д.

Армия — опора присутствия

В современной России, и на Дальнем Востоке особенно, грань между артелями промысловиков (раз мы упомянули промыслы) и организованными преступными группами провести трудно. И причина здесь в том, что государство своими законами и своими институтами вытеснило такую деятельность в нелегальную плоскость. То есть парадоксальным образом оно само разрушило основу для реальной колониальной миграции. И здесь остаются только две социальных группы, на которые может опереться Москва, чтобы поддерживать свою власть на берегу Тихого океана. Армия и мафия.

Про армию в целом все ясно: с 1930-х гг. милитаризация региона только росла. И она достигла своего пика вовсе не в ходе Второй мировой, о чем к сегодняшнему дню уже все забыли бы. Это произошло в 1970–80-е гг., когда отношения с Китаем испортились до пограничного военного противостояния. И менее, чем 30 лет спустя, Кремль снова взялся за военное присутствие на Курилах, за воссоздание воздушной армии на Камчатке, где находится основная российская база подводных лодок с баллистическими ракетами. С 2010 г. в состав Восточного военного округа вошли дополнительно 2 общевойсковых армии. Теперь их там 4 (в Западном и Южном округах — по 3 армии, в Центральном — 2).

Понятно, что измерять милитаризацию региона количеством армий — это довольно сильное упрощение, но оно хорошо иллюстрирует вектор властных усилий. И объяснять этот вектор мифической китайской угрозой не стоит — военные усилия Китая в последнее десятилетие сосредоточены в теплых морях. То есть военные силы России на Дальнем Востоке (кроме флота) нужны во многом только ради самого факта присутствия. И надо заметить, что и в XIX веке, и ранее у имперских властей не очень получалось проводить экономическое развитие этих земель. Зато за постоянным военным присутствием в мирное время из метрополии всегда следили исправно. Хотя каких-то больших успехов оно почти никогда в итоге не приносило.

Получается, у нынешнего подхода Кремля к развитию Дальнего Востока и усилению собственной роли на Тихом океане попросту нет шансов на осуществление. Попытка сохранения колониальной парадигмы развития, опирающаяся только на мифологемы, оставляет дряхлеющую империю прозябать на обочине АТР.

Единственной возможностью является ставка на частную инициативу и делегирование ответственности за собственные судьбы самим регионам Дальнего Востока. Конечно, это не гарантирует результата само по себе. Однако экономическая либерализация, честные, понятные и прозрачные правила игры, демилитаризация, ответственность регионов за свое развитие и полноценное местное самоуправление дадут этим территориям шанс на успех.

Другие статьи автора:

Метки: Дальний Восток

Павел Лузин

Кандидат политических наук, военный и региональный эксперт. Уроженец Перми, в настоящее время - приглашенный научный сотрудник Школы Флетчера при Университете Тафтса (Бостон, США).