Идея Свободной Ингрии появилась в середине нулевых и взбудоражила умы многих политически активных петербуржцев. Однако сегодня, в 2019-м, кризис регионализма в Петербурге налицо: нет ни новых идей, ни развития своих проектов. Флаг Ингрии можно увидеть на митингах всё реже. Неужели ингерманландский регионализм остался в прошлом?
Ты помнишь, как всё начиналось…
Зарождение оформленной идеи Свободной Ингрии можно отнести примерно к 2006-2007 годам. Именно тогда на петербургских митингах и демонстрациях стал появляться приметный жёлто-сине-красный флаг с крестом — знамя, под которым сто лет назад сражались с большевиками сторонники непризнанного государства Республика Северная Ингрия, полтора года существовавшего на Карельском перешейке.
В новейшей истории «дебютом» ингерманландцев стали митинги против возведения на Охтинском мысу небоскрёба «Газпрома». В 2009-м многие петербуржцы выступили против т.н. «Охта-центра» и, что самое удивительное, власти в итоге отступили: «газоскрёб» построили на почтительном отдалении от исторического центра города. А поначалу немногочисленных, но необыкновенно активных сторонников Ингрии, которые просвещали народ в сети, рассказывая о крепости Ниеншанц, с тех пор запомнили все.
Интересно, что ингерманландцы сразу нащупали нишу, оказавшуюся в городе абсолютно свободной: до тех пор в Петербурге не было движения на стыке политики и краеведения, педалирующего не только городскую, но и региональную особость с многочисленными отсылками к культуре и истории. В Евросоюзе на тот момент существовали уже десятки региональных партий – и Петербург тем самым подтвердил свой статус российского «окна в Европу». Правда, зарегистрировать региональную партию в России с 2001 года уже было невозможно…
К десятым годам флаг Ингрии стал привычен для каждого завсегдатая городских митингов. Ни одна массовая акция оппозиции в Петербурге не обходилась без ингерманландцев. И хотя свои хейтеры у регионалистов появились уже тогда, большинство городских активистов с их либеральными взглядами относились к флагу Ингрии снисходительно, а многие — даже с явной симпатией. Возможно, поэтому мало кто замечал, что флаг Viola tricolor мелькает уже и на акциях, прямо не касающихся городской проблематики: например, на многочисленных митингах зимы 2011-2012 годов против фальсификации итогов федеральных выборов.
Активность на улицах и площадях регионалисты Петербурга дополняли ещё более рьяной активностью в интернете. Сначала в популярном в нулевые Живом Журнале, потом ВКонтакте. При желании и сейчас в любой соцсети можно обнаружить десятки, если не сотни страничек с всё тем же знакомым флагом на аватаре. Каждый день петербуржцы читали новые посты и комменты, статьи и дискуссии ингерманландцев, в которых мог принять участие любой желающий.
Вряд ли бы кто-то в это поверил в 2009 году, но сегодня, спустя десятилетие, с уверенностью можно сказать: тогдашний режим в РФ был существенно мягче и либеральнее. На фоне нынешней политики Кремля недолгое президентство Медведева кажется чуть ли не апофеозом свободы слова. Об ограничениях интернета или реальных сроках за мыслепреступления в ту пору не шло и речи. Неудивительно, что зерно регионализма проросло и расцвело довольно пышным цветом.
В какой-то момент движение за свободу Ингрии стало столь обширным, что в его рамках стали появляться разные группы по интересам, которые отличались по идеологическим и религиозным взглядам. Например, лидер группы «Электрические Партизаны» Вадим Курылёв со своими последователями позиционировали себя как левые анархисты. Но при этом со своих позиций поддерживал Ингрию и ряд ультраправых активистов. Сторонники скандинавского неоязычества организовали «Ингерманландский языческий фронт». Группа петербургских католиков-лефевристов также заявила о своей приверженности идеям регионализма.
Как товарищ майор ингерманландцев победил
Возможно, развитие идей регионализма теми же темпами могло бы продолжаться и дальше даже в условиях медведевской «полу-свободы». Однако после печально известной «рокировки» с возвращением Путина на президентский пост и последующими за ней массовыми протестами всё изменилось. Режим перешёл в наступление, пресловутые гайки закрутились, и в новой архитектуре власти и государства ингерманландцам не осталось места даже в прежнем, полулегальном поле.
В 2010-е годы власть уже недвусмысленно и неоднократно давала понять, что воспринимает ингерманландцев как врагов. В 2014 году была введена уголовная статья 280.1, карающая за «призывы к нарушению территориальной целостности РФ». Хотя сами эти «призывы» были необязательны, но фактически к ним можно было свести любые требования региональной автономии.
В том же 2014 году один из активистов движения «Свободная Ингрия» политолог Павел Мезерин столкнулся с преследованием со стороны спецслужб, после чего был вынужден эмигрировать. В 2016-м сотрудники ФСБ ворвались в дом к другому ингерманландскому активисту Артёму Чеботарёву, после чего в его отношении было возбуждено уголовное дело за комментарий (!) ВКонтакте. В том же году неизвестные напали на третьего активиста «Ингрии» — Данилу Александрова, причём полиция так и не нашла (искала ли?) виновных. Наконец, в 2017 году еще один ингерманландский деятель Михаил Войтенков был обвинён властями чуть ли не в терроризме: в машине участника мирного митинга сотрудниками Центра «Э» было обнаружено неизвестно откуда взявшееся там оружие.
Неудивительно, что в таких условиях подавляющее большинство потенциальных сторонников автономии Невского региона предпочитают молчать о своих взглядах. Сегодня флаг Ингрии, а порой и само слово «Ингерманландия» воспринимаются многими людьми как крамола. Сейчас движение не только не обретает новых сторонников, как в прежние годы, но и всё чаще теряет прежних: демотивированные и напуганные петербуржцы замкнулись в себе — несмотря на существенное падение уровня жизни, граждан сегодня на улицы выходит в разы меньше.
Пожалуй, последней попыткой сохранить активность «Свободной Ингрии» в уже «посткрымской» России стала попытка перевести движение на полностью деполитизированные, культурные рельсы. С 2014-2015 годов регионалисты успешно занимались неполитическими проектами: фестивалями языков коренных народов, выставками тематической живописи и декоративно-прикладного искусства, игрой любительского футбольного клуба «Ингрия».
Однако и тут организаторы столкнулись с жёсткой запретительной позицией государства. Институт Финляндии, до этого представлявший свою площадку под выставку, отказал ингерманландцам в проведении мероприятия. Церковь Анненкирхе, где активисты создали единственный в городе Музей Ингрии, также попросила освободить помещение. Руководитель ФК «Ингрия» стал всё чаще слышать «Ну вы же понимаете» и получал отказы от организаторов футбольных чемпионатов.
Решающим ножом в спину Ингерманландского движения стал разрыв с «националами» — деятелями официальных этнических организаций, получающими государственные гранты. Однажды все они, как по команде, прекратили всякое общение с регионалистами, а некоторые ещё и разродились лживыми и антиисторическими статейками в городской прессе: мол, и флаг Ингрии — это, оказывается, этнический флаг, и вообще инкери всегда были русскими патриотами.
И всё же неправильно было бы списывать все трудности, с которыми столкнулось Ингерманландское движение, исключительно на происки условного товарища майора. Если взглянуть на ситуацию объективно, следует признать: помимо внешних факторов, сами регионалисты Ингрии упустили целый ряд исторических моментов – вследствие нашей собственной лени, если не употреблять более сильных выражений.
Когда спящий проснётся?
В нулевые годы целый ряд муниципальных депутатов Петербурга и Ленобласти прямо и открыто сочувствовали Ингерманландскому движению — так почему этот ресурс совсем не был задействован? Почему не проводилось городских и областных кампаний по продвижению регионалистов на посты в местной власти? Наверное, потому что многие ингерманландцы слишком погрузились в идеи и мечты о будущем, а текущую политическую работу считали «скучной рутиной».
Кроме того, чрезвычайно широкая идейная платформа движения дала двойственный эффект. С одной стороны, она выглядела привлекательно для людей самых разных взглядов. Был даже слоган «Ингрия – не партия, Ингрия – страна». Но с другой стороны – это мешало разработать чёткую, подробную и конкретную политическую программу. За десять лет существования идеология ингерманландцев осталась рыхлой и фактически свелась лишь к нескольким тезисам: город и область — объединить, уплату налогов в федеральный бюджет — минимизировать, автономию региона — напротив, сделать максимальной. И, конечно, вернуть региону историческое название Ингрия (Ингерманландия). Это, пожалуй, всё. Маловато для платформы движения, претендующего на власть в регионе.
И хотя в 2018 году один из главных идеологов регионалистов Петербурга, журналист Виктор Николаев выпустил довольно подробный беллетристический труд об Ингрии, было уже слишком поздно — время оказалось безвозвратно утраченным, да и книга содержала в себе в основном известные исторические выкладки. А тот факт, что Виктор написал её, уже постоянно проживая в другом государстве, говорит сам за себя.
И еще: ингерманландским регионалистам следует признать неприятный факт: они потеряли молодёжь. Нет, не всю, конечно – иногда возникает даже обратное впечатление: сегодня именно молодые регионалисты в Питере устраивают рискованные общественные дебаты. Но я в данном случае говорю о создании особой регионалистской субкультуры. В нулевые годы, казалось, она возникала – когда тысячи людей с флагами подпевали на концертах «электропартизанским» гимнам:
Соглашусь с Александром Рыбалкой – политика начинается с культуры. Но к сожалению, по-настоящему популярной, «хайповой» темой среди нынешних 15-25-летних Ингрия так и не стала. И это тоже недоработка ингерманландских регионалистов – почему в Петербурге невозможны такие массовые молодежные арт-акции, как в Каталонии.
Таким образом, положа руку на сердце, можно констатировать, что идея Свободной Ингрии, пережившая зенит своей славы в 2009-2014 годах (в том числе как противовес пресловутому «крымнашу»), сейчас находится на спаде. А движение ингерманландских регионалистов после блокировки своих сетевых ресурсов Роскомнадзором и реальных арестов сторонников пребывает в некотором анабиозе, ожидая лучших времён. Конечно, в авторитарном персоналистском режиме латиноамериканского образца бессмысленно говорить о правах регионов, европейском выборе, реальном федерализме и субсидиарности.
И всё же за десятилетие 2007-2017 годов активисты «Свободной Ингрии» сделали одно важное дело. Именно благодаря им само слово «Ингрия» в Петербурге и его окрестностях перестало восприниматься как фантастический и непонятный набор букв. Сегодня никого не удивляют гостиница «Ингрия» в Колпино и торговый дом «Ингрия» в Токсово; жилой комплекс «Инкери» и целый технопарк «Ингрия» в Весёлом посёлке; одноимённые марки велосипедов, производителей шпрот, орехов, пива и ещё сотен наименований продукции — пищевой и не только. Хештеги #Ингрия, #Ingria, #Ингерманландия, #Ingermanland, #Inkerinmaa остаются популярными в соцсетях.
Получается, всё было не зря: на уровне бренда истинное имя Невского региона потихоньку набирает популярность уже само по себе, несмотря на кризис политической части движения. И пусть иных деятелей ингерманландского движения уж нет, а те далече. Главное, что эти люди зародили в сердцах надежду, зажгли яркую искру, из которой ещё загорится пламя. Но в любом случае – Ингерманландскому движению нужна идейная и стилевая перезагрузка, чтобы оказаться адекватным тем переменам, которые в 2020-е годы более чем вероятны.
One Comment
Майк
На всех легальных митингах флаги Ингрии присутствуют по-прежнему.