Карантинный барак, или индекс сопротивления

Павел ЛузинДата: Апрель 21, 2020Рубрика: Общество, Политика, Экономика

Политический анализ «коронакризиса» — штука неблагодарная. Дело в том, что политизация человеческого здоровья, то есть превращение его в объект власти, а также влияние медицинских факторов на политическую жизнь — все то, что Мишель Фуко в свое время назвал биополитикой, — нуждаются в исследовании и осмыслении сами по себе. В то же время нынешняя пандемия показывает, что государственные институты, особенности отношений между властями и гражданами, равно как и современная культура производства и потребления информации играют едва ли не большую роль в развитии кризиса, чем сам вирус. А в России этот «коронакризис» еще и совпал с демонтажем конституционных основ правления, что дало поистине кумулятивный эффект.

Когда в России началась эпидемия?

Если человек, не обремененный образованием в области медицины, вирусологии и фармации, откроет сегодня специализированные статьи о коронавирусе (благо, что доступ к ним сегодня открыт всеми электронными научными базами и библиотеками), он поймет лишь одно — среди исследователей и врачей почти нет консенсуса. Согласие есть, пожалуй, только в понимании механизма заражения. Все остальное, начиная даже с достоверности статистики заражения — предмет дискуссий. Не удивительно, что в такой ситуации дезориентация обществ усиливается, а сам «коронакризис» еще больше усугубляется.

Однако нам в России должно быть удивительно другое — наши собственные искажения в восприятии окружающей реальности. Так, на протяжении последних двух-трех лет на Урале (в Екатеринбурге, Перми, Челябинске, Оренбурге и других городах региона) стали регулярными вспышки пневмоний. Один из недавних и ярких примеров — 80-тысячный Новоуральск, закрытый ядерный город, где с января по октябрь 2019 г. было зафиксировано 647 случаев пневмонии. Т.е. меньше, чем за 10 месяцев, переболело немногим менее 1% всего городского населения. Губернатор Свердловской области по этому поводу, разумеется, не делал никаких заявлений. Местные власти лишь организовывали локальные карантины на 1-2 недели, включавшие отмену массовых мероприятий и занятий в кружках, детских садах и реже — в школах. В общем, привычные меры, как и в случае с гриппом.

Касательно Сибири можем взять исследование иркутских медиков по ситуации с пневмониями в их регионе, опубликованное в 2019 году и охватившее данные за 2011–2016 гг. С 2011 г. авторы фиксируют стабильный рост числа пневмоний в течение всего года, особенно у взрослых. В том числе фиксируются вспышки атипичных пневмоний, вызванных коронавирусами. Не уверен, что об этом исследовании хотя бы какое-то иркутское медиа делало заметку или брало у авторов интервью. И уж точно местные губернаторы, сделав торжественно-трагические выражения лиц, ни разу не пытались загнать людей по домам из-за этой динамики.

Если же взять доступную каждому статистику Росстата по здравоохранению в стране, то там есть такая группа — болезни органов дыхания, куда входят ОРВИ, грипп и сопутствующие проблемы. Нынешний коронавирус проходит тоже по этой графе. Так вот, в 2000–2005 гг. число таких болезней, установленных впервые в жизни (т.е. речь не о хронических больных с регулярными обострениями), в России стабильно снижалось: с 46,2 млн. до 41,9 млн. зафиксированных случаев в год. А в 2006–2018 гг. почти непрерывный рост: с 42,3 млн. до 52,8 млн. случаев. Хотя не ясно, какая доля в этой динамике приходится на объективный рост числа заболевших, а какая доля — на изменение российской культуры заботы о здоровье, изменение формальных и неформальных подходов к оформлению больничных на работе, и на ужесточение правил продажи лекарств в аптеках, что мотивирует россиян чаще обращаться к врачу.

Однако смертность от болезней органов дыхания, а здесь речь о пневмонии почти в 100% случаев, стабильно снижалась: если в 2005 г. в России эта группа болезней стала причиной смерти 94700 человек, то в 2018 г. — 61200. А если взять смертность только граждан трудоспособных возрастов (15-54 лет у женщин и 15-60 у мужчин), то в 2005 г. от болезней органов дыхания умерло 33000 человек, в 2018 г. — примерно 14600 человек, а в 2019 г. (да, за прошлый здесь уже есть данные) — около 13800 человек. В любом случае самая большая смертность приходилась на лиц пожилого возраста, как и в случае с новым коронавирусом. К слову, с 19 марта 2019 г., когда в России умер первый больной, и на момент написания текста (то есть ровно за месяц) в стране зафиксировано 405 смертей от конкретно этого вируса.

Да, именно потому, что нынешний коронавирус новый, а значит, для наших организмов не привычный, в профессиональном сообществе к нему приковано внимание. Он дает врачам возможность пробовать новые протоколы лечения, экспериментировать с разными лекарствами и пытаться изобрести вакцину. Но все остальное, связанное с этим вирусом — от реакции властей до поведения граждан, — имеет политическую природу.

Особенности политической реакции на коронавирус

Российское руководство, в среднем не сильно обремененное интеллектом и не интересующееся наукой, но практикующее бытовую магию и исповедующее принцип «как бы чего не вышло», оказалось очень уязвимо перед общемировой паникой. На всякий случай оно сразу решило избавиться от ответственности за происходящее, одновременно учредив правительственный координационный совет по борьбе с коронавирусом и рабочую группу госсовета по противодействию коронавирусу. Теперь то, что раньше проходило как «болезни органов дыхания» и интересовало лишь специалистов, редко доходя до принимающих решения лиц, стало предметом власти и вопросом о власти.

Началась классическая бюрократическая гонка, в которой здравый смысл затухает, как зажигалка, если ею пытаются прикурить на бегу. В этой гонке участвуют министерства и губернаторы, а никакого плана нет вовсе. Происходит простое копирование китайских и европейских карантинных мер без соответствующих экономических и организационных ресурсов, направленных на смягчение последствий карантина. Губернаторам приходится бежать быстрее всех, потому что они впервые не получили из администрации президента никаких «целевых показателей», но иерархическое чутье им однозначно подсказывает, кто попадет в число стрелочников. Так формируется порочная цепочка.

Сергей Собянин лезет из кожи вон, чтобы показать Кремлю — смотрите, мы тут в Москве тоже не пальцем сделаны, у нас на улицах пусто, как в лучших мировых столицах, а в больницах непрерывно готовятся новые койки. Правда, в Москве и так порядка 100 тысяч больничных мест, а большинству коронавирусных пациентов даже с пневмонией, если они под влиянием стресса и дезориентации согласились на госпитализацию (хотя могли бы успешно лечиться амбулаторно, у нас это давняя и вполне эффективная практика) никакое специализированное лечение не нужно — лишь таблетки и уколы.

Остальные губернаторы смотрят на кремлевского фаворита и делают, «как у Собянина». А если, например, власти Татарстана запустили электронные пропуска раньше Москвы, то они в системе власти набрали чуть больше очков — «Собянин делает, как мы». Также за рапортами о количестве коек, оборудования и выданных зачем-то пропусков вообще не прослеживается понимания, а какова же цель этих «мер по противодействию» коронавирусу? Ведь на дворе все-таки не корь, не чума и не сибирская язва. Ответ прост: все побежали, и я побежал.

Традиционные для нас локальные карантины тут уже априори не достаточны: местные власти борются не с болезнью, а за то, чтобы в Кремле заметили их усилия. Кроме того, на эпидемию теперь можно списать (и, разумеется, усугубить) весь социально-экономический негатив, который в последнее время ускоренно копился в регионах на фоне фактической многолетней стагнации.

Заложники театра безопасности?

Получился театр безопасности, когда из пушек стреляют по воробьям, и создают невыносимые условия работы не только для страны в целом, но даже для тех же врачей. Последним действительно не хватает средств защиты: маски и перчатки в ажиотаже раскупили сами граждане, а противочумных костюмов во многих больницах просто не было, а сейчас власти требуют их иметь и носить. То есть мы имеем дело, скорее, с обычным дефицитом на рынке.

На фоне всего этого и, особенно, на фоне экспериментов по превращению крупных российских городов в карантинные бараки, где можно передвигаться лишь с использованием электронных пропусков, интерес представляет индекс самоизоляции от Яндекса. На первый взгляд эта штука абсолютна бессмысленная: если принудительно прекратить нормальную городскую жизнь, а в центральных районах городов поставить полицейских и заставить их цепляться к вышедшим на улицу гражданам, то большинство логичным образом останется дома и будет копить злость. Ведь власти так и не объяснили смысл своих действий, а тут еще миллионы граждан рискуют остаться без средств к существованию уже в ближайшие недели.

Однако индекс самоизоляции, если он вообще адекватно отражает реальность, может служить неплохим индикатором того, сопротивляются ли люди абсурдности властных действий, или наоборот демонстрируют выученную беспомощность. Пик самоизоляции почти везде пришелся на первые выходные апреля, когда заканчивалась первая нерабочая неделя якобы за счет работодателя, а весна еще толком не наступила. Затем люди все больше стали выходить на работу (те, кому еще есть куда выходить) и на прогулки. В ответ власти стали ужесточать режим самоизоляции — ведь театр безопасности никто не отменял.

И похоже, что многие только сейчас ощутили, насколько российская власть им не доверяет и считает их умственно отсталыми. Вместо того, чтобы просто выпустить санитарные рекомендации и оставить их выполнение на усмотрение самих граждан (не забываем, что вирус новый, для нашего организма не привычный, а группы повышенного риска есть), она грозит дубинкой и штрафами. И если на наступившей четвертой неделе необъявленного карантина граждане будут этот индекс самоизоляции дальше понижать — тем лучше. Если же они примут предлагаемые правила и вновь засядут по домам, несмотря на весну, значит, у Кремля есть неплохой шанс использовать методы карантинного барака и в дальнейшем. И хотя москвичи пока сопротивляются на удивление меньше, то, что происходит с этим индексом в российских нестоличных городах, в частности, в Северной Осетии, на Урале и в Сибири, вселяет оптимизм.

Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт

Другие статьи автора:

Павел Лузин

Кандидат политических наук, военный и региональный эксперт. Уроженец Перми, в настоящее время - приглашенный научный сотрудник Школы Флетчера при Университете Тафтса (Бостон, США).