Тупик российского «особого пути»

Политическая система России в контексте мировых трендов

В последнее время общим местом стал тезис о том, что в России сложился классический фашизм. Чтобы подкрепить данный тезис аргументами, нет необходимости делать обзор всех признаков фашизма по Умберто Эко или Лоуренсу Бритту. На мой взгляд, многие атрибуты фашизма воспроизведены в России крайне поверхностно, а их суть выхолощена. Я бы скорее говорил о некоем «карго-фашизме», но для данной статьи это не принципиально. Вполне достаточно освежить в памяти значение термина «корпоративное государство».

Однако, для серьёзного анализа, нам недостаточно зафиксировать и без того очевидные отличия путинского фашизма от западных демократий. Необходимо также понять, что общего между Россией и Западом. Конечно, если только мы не поддадимся на крючок кремлёвской пропаганды, заявляющей о существовании особой «российской цивилизации».

В любом обществе, прошедшем этап индустриализации, мы находим две чётко очерченные социальные группы. Первую можно условно назвать «бюрократами». Это государственные служащие – люди, которые получили свой статус (должность) от других бюрократов (методом назначения) и содержатся за счёт бюджета, формируемого из налоговых поступлений.

Вторую группу можно также условно назвать «гражданскими активистами». Это социально активная часть налогоплательщиков. Данную категорию можно описать как людей, имеющих стабильный заработок, который покрывает их базовые потребности, оставляя ресурс (время и материальные возможности) для самореализации через общественную деятельность.

Бюрократы, как правило, заинтересованы в том, чтобы отгородиться от общественного контроля. Как минимум – в силу того, что так им просто удобней работать. Как максимум – в силу стремления монетизировать административный ресурс (примем это как эвфемизм слова «коррупция»).

Гражданские активисты, напротив, будут стремиться контролировать государственный бюджет, влиять на его распределение и оптимизировать налоговые сборы, том числе за счёт сокращения бюрократического аппарата. Таким образом, гражданские активисты стремятся к участию в управлении государством, но в отличие от бюрократов они готовы делать это бесплатно и даже тратить собственные средства на решение общественно значимых задач.

Реализуя свои интересы, бюрократия будет неизбежно подталкивать страну к установлению автократии, где демократические институты вырождаются в простую декорацию. Идеальным вариантом здесь будет государство, в котором никакая общественная деятельность невозможна за пределами институтов, полностью контролируемых бюрократией. Что, собственно, и является сущностью «корпоративного государства».

В противовес этому, гражданские активисты стремятся к максимальной демократизации. Для продвижения своих интересов им необходимо опираться на максимально широкие слои общественности и на профессиональных политиков – людей, которые получили свой статус не путём назначения, а благодаря честным выборам. Конечно, каждый отдельно взятый политик может иметь и свои личные интересы, но при этом он зависит от мнения своих избирателей, авангардом которых являются гражданские активисты.

От исхода столкновения между бюрократами и гражданскими активистами и зависит тип политического режима. В одних постиндустриальных странах гражданское общество практически победило (например, Швеция или Норвегия). В других странах борьба продолжается с переменным успехом. И есть страны, в которых бюрократы одержали полную победу. Одной из таких стран и является Россия.

Следует сделать оговорку, что бюрократический аппарат не является «чистым злом». Опасность представляет замыкание бюрократического аппарата в своих корпоративных интересах, и как следствие – преобладание этих корпоративных интересов над интересами всего общества. В том случае, когда этой опасности удаётся избежать, бюрократы начинают играть роль более или менее эффективного экспертного сообщества. Они становятся важной консервативной силой, сдерживающей излишне радикальные и непродуманные устремления гражданских активистов.

Что касается России, в ней бюрократия уже давно не является аппаратом управления. Это правящий класс, основа которого досталась России по наследству от СССР. Никакого реально свободного рынка в России не существует, хотя формально в стране вроде бы рыночные отношения. И это один из атрибутов т.н. «особого пути».

Россия и цивилизация

Применительно к древности и средневековью вполне можно говорить о разных цивилизациях – европейской, китайской, мусульманской. Однако научная и техническая революция оставила нам только одну цивилизацию. Её часто называют «Западной», однако этот эпитет не особо удачен, поскольку делает акцент на исторической случайности, на том, что научно-технический прорыв впервые произошел именно в Западной Европе.

Поэтому было бы более корректно отказаться от эпитета «Западная» и говорить просто о «современной» цивилизации. Сегодня любая страна мира успешна ровно настолько, насколько она внедрила у себя современные политические и экономические институты. А потому, никакой другой цивилизации попросту не существует. Попытка идти «особым путём» закономерным образом приводит не к созданию другого типа цивилизации, а к варварству и деградации. Что мы и видим на примере России.

Важной частью современной цивилизации являются демократические институты. В условиях индустриального общества демократический способ управления более эффективен, во всяком случае, на длинной дистанции. У диктатуры есть только одно потенциальное преимущество. Диктатор теоретически способен более эффективно сконцентрировать все имеющиеся ресурсы для решения одной глобальной задачи. Но если эту задачу не удаётся решить с наскока – ресурсы иссякают и система начинает пробуксовывать.

Демократические режимы всегда дольше раскачиваются, когда надо сконцентрировать ресурсы, именно в силу отсутствия жёсткой централизации. Но при этом демократии лучше работают в режиме мультизадачности. А для постиндустриального мира это критически важно.

Поэтому СССР смог запустить первый спутник и первого космонавта. Но не мог наладить производство качественной бытовой техники. И в конечном итоге (на длинной дистанции) проиграл космическую гонку американскому лунному проекту. По той же причине, диктатура, если и может победить в войне, то только блицкригом. Переход молниеносной войны в затяжную является для диктатуры смертельным приговором. После того, как это произошло, единственное, за что диктатор может бороться — только за отсрочку неизбежного краха.

Из этого следует, что торжество демократии в постиндустриальном мире обусловлено объективными историческими закономерностями. Однако есть один нюанс. Действия исторических законов отчётливо заметны только на большой дистанции – там, где вы готовы мыслить масштабами как минимум нескольких веков. В пределах же человеческой жизни на первое место выходят частные флуктуации, рождённые  игрой вероятностей и действиями отдельных, порой незначительных акторов. Если вы родились, выросли и умерли в флуктуации под названием «Советский Союз», вряд ли вам есть дело до глобальных исторических закономерностей. Во всяком случае, лично на вас они никак не скажутся.

Зато в масштабе человеческой жизни работает такая вещь, как свобода воли. И отдельно взятые люди могут (хорошо или плохо) влиять на ход истории. В этом плане соотношение сущности микро- и макро- истории напоминает отношения между классической и квантовой механикой.

Таким образом, победа демократии в России неизбежна, даже если вы ничего для этого не будете делать. Но только лет через пятьсот. И далеко не факт, что страна эта будет к тому времени по-прежнему называться «Россией». И в ней не обязательно будут говорить на русском языке. И, вообще, это не обязательно будет одна страна. Всё это – не принципиальные детали для всемирного исторического процесса. Так же как и количество войн и смертей, источником которых станет эта территория, спонтанно блуждающая по лабиринту исторических флуктуаций.

Однако, эти детали довольно важны для нас – тех, кто живёт здесь и сейчас. Возможно – достаточно важны, чтобы мы объединили усилия ради общей безопасности и прогресса.

Россияне и власть

Существуют два мифа, описывающих внутренний мир современного россиянина. Первый миф – охранительный строится на существовании особой идентичности, которая чаще всего описывается довольно смутно. Всякая же попытка конкретизации становится благодатной почвой для комиков.

В качестве примера можно привести слова, не то сказанные миллиардером Алишером Усмановым, не то приписанные ему: «Санкции там, нормы, права. Какие? У нас всегда норма – 125 грамм хлеба в сутки, и право победить!» В том же духе высказался и крупный путинский чиновник Игорь Шувалов: «Мы выдержим любые лишения – меньше потреблять продуктов, меньше электричества…»

Второй миф – либеральный – по сути, пересказывает содержание первого мифа, но с другой коннотацией. То, в чём охранители видят достоинство, клеймится как недостаток.

В результате у нас возникает портрет особой породы весьма удобных в эксплуатации людей, сочетающих неприхотливость в быту с преданностью начальству. Такие люди готовы вытерпеть практически всё, ради того, чтобы их господа добились успехов на геополитическом турнире.

Либеральная версия мифа даже претендует на якобы научное объяснение. Нам объясняют, что генетический отбор за годы советской власти уничтожил всех мыслящих людей, способных сопротивляться режиму (что интересно, сторонник этого объяснения всегда считает себя исключением из этого принципа).

На самом деле особенности личности формируются преимущественно спецификой повседневной деятельности и практически не зависят от врождённых качеств (если только речь не идёт о каких-то медицинских патологиях, в частности характерных для сторонников НОД).

Всякий раз, когда речь идёт не о субъективных ощущениях, а о проверяемых социальных фактах, мы видим, что поведение россиян не выходит за рамки того, что типично для представителя современного постиндустриального общества. Наиболее ярким примером тут является второй демографический переход. Какие бы пропагандистские усилия ни прилагались нынешними владельцами страны, среднестатистическая российская семья уже никогда не будет многодетной.

Столь же характерным примером является индивидуализм россиян, фиксируемый во всех независимых исследованиях. Коллективистские лозунги ещё как-то могли работать в советский период, но в современной России на них далеко не уедешь. Даже те, кто идут воевать в Украину, делают это не из идеалистических побуждений («за Родину!»), а потому что им посулили большие деньги.

Одним словом – в своей основе менталитет россиян не обладает какими-то уникальными чертами. В то же самое время, охранительный и либеральный мифы возникли не на пустом месте. Само слово «миф», строго говоря, означает не голую выдумку. Миф это трансформация реальности. Или, говоря упрощённо – ложная интерпретация наблюдаемых фактов.

В нынешнем российском обществе лишь ничтожное меньшинство, вряд ли превышающее 3% от населения, готово активно сопротивляться режиму. Но и деятельно поддерживать режим готово примерно столько же. Этот тезис мы можем подтвердить чисто эмпирически. Очевидно, что если бы на активное противодействие режиму была способна существенная часть населения, россияне уже давно жили бы в другой стране. А если бы сколько-нибудь существенное количество населения деятельно поддерживало режим, Путину бы не потребовалось объявлять мобилизацию, вполне бы хватило и добровольцев.

Активные противники режима могут придерживаться разных убеждений. Но преимущественно это люди, обладающие высоким уровнем рефлексии и артикулированным когнитивным стилем. Они индивидуалисты, осознанно следующие своим ценностям, среди которых: личные и политические свободы, качество жизни, социальный и научный прогресс (иерархия ценностей может быть выстроена несколько по-разному, но общий перечень будет именно таким).

Активные сторонники режима также обладают общим когнитивным стилем и склонны полностью отождествлять себя с государством. Поэтому для них высшей ценностью становится само государство, которое имеет некие особые интересы, несводимые к интересам отдельной личности. В частности, приращение размеров государства воспринимается таким субъектом примерно так же, как обычный человек воспринял бы увеличение размеров своей квартиры. Таких людей мы можем назвать «имперцами» или «фашистами» – честно сказать, в российских реалиях это практически одно и то же.

В 2014 году даже не самые глупые россияне попали под действие «крымского синдрома». Когда мне бросали фразу «Крым – наш!», я отвечал вопросом «А что там конкретно твоё?» Как правило, после этого огонь в глазах собеседника моментально гас – он задумывался о том, что у него и в собственном-то городе ничего «своего» нет. Но если человек действительно принадлежал к обозначенной выше категории – он искренне не понимал вопроса.

Что же касается основной массы россиян, то по своим ценностям (а значит – и по своим интересам) они намного ближе к противникам режима, чем к его сторонникам. Однако у них есть две особенности. Во-первых, слабо выраженная способность к рефлексии, самоанализу. Им сложно сформулировать свои интересы и соотнести их с происходящими в стране событиями. Во-вторых, значительная склонность к конформизму. Что выливается в потребность отождествить себя с социальной группой, которая выглядит более успешной.

Соответственно, если вы работаете в России диктатором – вам необходимо следовать одной простой стратегии. С одной стороны – предельно демонстративно унижать оппозицию и всех протестующих. Выставлять их как людей слабых, трусливых, вечно ноющих. С другой – показывать своих сторонников как носителей силы, богатства и влияния.

В результате основная масса населения начнёт подражать риторике «доминирующей группы», какой бы шовинистической и фашиствующей эта риторика не была. И, невзирая на то, что эта риторика входит в противоречие с их глубинными ценностями.

Взамен конформистское большинство получает картину мира, которая не соответствует реальности, но психологически удобна. Конечно, эта картина мира не способна повысить их уровень жизни. Но она вполне успешно формирует ощущение личного достоинства и даже иллюзию свободы. Мыслящий в рамках этой картины человек может делать всё, что ему хочется, потому что он хочет лишь того, что дозволено. А разрыв с этой картиной мира чреват серьёзным внутренним кризисом. Ведь тогда ты должен будешь либо бороться (а это опасно), либо уезжать из страны (а это сложно), либо признать себя бесправным рабом (а это неприятно).

Важно понимать, что речь идёт не о банальном притворстве или лицемерии. Речь идёт о ложной самоидентификации – когда человек искренне считает себя тем, кем он не является. Среднестатистический россиянин сформирован категориями западной культуры, но вынужден выживать в социально-политической системе, больше похожей на восточную деспотию. Рождённый этим противоречием внутренний конфликт, последующие попытки хоть как-то его преодолеть и рождают те многочисленные синдромы, которые внешний наблюдатель принимал за «загадочную русскую душу».

Таким образом, основная масса россиян обретает внешнее сходство с имперцами или фашистами. Но сходство это поверхностное, поскольку ложная самоидентификация не влияет на принятие важных жизненных решений. Не формирует мотивации. Надеть бейсболку с буквой Z – всегда пожалуйста. Добровольно отдать пару тысяч на нужды фронта – спасибо, увольте. А уж если возникает реальная угроза самому оказаться в окопе – мы застаём этого россиянина на грузинской границе, на ходу сдирающим патриотические наклейки со своего автомобиля.

Несколько лет назад у российских блогеров вошел в моду исторический троллинг среди молодёжи. Блогер мог с серьёзным лицом спросить что-то вроде «Помните ли вы подвиг Рокоссовского, разбившего армию Наполеона, которая установила блокаду Ленинграда?» Чаще всего юный собеседник в ответ делал патриотическое лицо и с энтузиазмом начинал рассказывать о том, как он всё помнит и гордится.

Это ещё один пример социальной мимикрии, к которой в России приучают с детства. Очевидно, что на самом деле подрастающим поколениям не интересен ни Рокоссовский, ни Наполеон, ни блокада Ленинграда. Для сравнения – попробуйте спросить у фаната Гарри Поттера как их герой победил назгулов. Или у поклонника «Властелина колец» – как Фродо устоял перед дементором. Ну, или проведите опрос по фильмам Миядзаки среди любителей аниме. Когда для человека что-то представляет реальную ценность, он готов вкладывать в это свой ресурс. В частности – своё время, на то чтобы постигать предмет своего интереса. Причём без всяких госпрограмм и социальной рекламы.

Социальная мимикрия работает не только в сфере исторических и литературных предпочтений, но и в такой, казалось бы консервативной сфере, как религия. Согласно опросам, в России до 85% жителей называют себя православными. Но при этом треть из этих «православных» утверждает, что не верит в бога. А ещё одна треть – сомневается в его существовании. И лишь незначительное меньшинство, от силы несколько процентов, регулярно причащаются, знают все 10 заповедей, понимают что такое «троица» и способны произнести «символ веры».

Главное тут не то, что россияне называют себя православными, не понимая, что это такое. И не то, что школьники не знают российской истории. А то, что они не хотят ни знать, ни понимать. Им это не интересно. Они просто носят православие и имперский патриотизм как социальную маску. Но не готовы тратить на эти вещи сколько-нибудь существенный личный ресурс.

В итоге мы получаем личность, расщеплённую на три части. Есть то, что такой человек говорит. Есть то, что он при этом думает. И есть то, чем он руководствуется на самом деле. Нельзя сказать, что такая структура совершенно чужда современному европейцу. Разница в том, что у россиянина между этими слоями существуют фундаментальные, качественные противоречия.

Выводы

Хорошей новостью является то, что созданная Кремлём система социального контроля является достаточно хрупкой. Если завтра поменяется референтная группа, миллионы адептов Путина просто растворятся в воздухе. Собственно, мы уже наблюдали такую картину в Ростове, после того как в него зашли отряды «Вагнера».

Как только имперская картина мира начнёт приносить дискомфорт – её сбросят как пришедшую в негодность одежду. Именно это произошло после объявления «частичной» мобилизации. И, вероятно, стало как минимум одним из факторов, побудивших Кремль сдать назад и перейти к политике мобилизации скрытой. Проблемой тут являлось не бегство как таковое, в конце концов, границы всегда можно перекрыть. Возникла угроза того, что имперская картина мира перестанет быть социально престижной. А это – полная утрата идеологического контроля над большинством.

Минусом здесь является то, что простое «отречение от Путина» не создаст способность к рефлексии и не отменит конформизм. В России живут миллионы людей, для которых своё мнение не является важной самодостаточной ценностью. Для них любое мнение, и, в частности, политическая позиция имеют исключительно инструментальную ценность. Это социальная маска, которая используется для решения своих психологических проблем или отыгрывания социально престижной роли.

Проблема российского подростка не в том, что он не знает истории. И даже не в том, что он притворяется в школе, перед учителем. А в том, что он продолжает притворяться даже перед случайным человеком, от которого никак не зависит – перед блогером. Он готов имитировать отсутствующие «знания» вместо того, чтобы честно сказать – «мне это не интересно».

В итоге, даже после падения режима мы будем иметь глубоко циничное в своей основной массе общество. Расщеплённая личность, склонная к социальной мимикрии и ложной самоидентификации, не сможет быть ни компетентным избирателем, ни качественным политиком. Да, на уровне простых жизненных ценностей, формирующих мотивацию, россияне довольно близки к современным европейцам. Но чтобы эти ценности из области личной психологии перешли в область социальной жизни, необходимо эти ценности осознать, сформулировать, соотнести с текущими политическими процессами. А главное – готовность публично свои ценности отстаивать. Ничего этого сейчас нет.

Соответственно, бюрократия снова начнёт тянуть одеяло на себя, способствуя возвышению нового авторитарного лидера. Который вновь станет выкачивать ресурсы из регионов в Москву. И в какой-то момент решит использовать эти ресурсы для новой «маленькой победоносной войны», чтобы укрепить свою власть.

Чисто теоретически этот процесс можно остановить из регионов. Усиление региональной власти через перераспределение полномочий существенно облегчает трансформацию сознания граждан. Для среднестатистического россиянина из региона польза от выбора «своего» мэра или губернатора намного наглядней и очевидней, чем польза от выборов начальника, который сядет на трон в далёком Кремле. А значит – будет проще осознать важность своей гражданской позиции. Нечто подобное уже произошло у нас в Хабаровске.

Однако есть большие сомнения в том, что очередной хозяин Кремля, откуда бы он ни пришел, будет готов добровольно поделиться своей властью с региональными лидерами. Поэтому для народов, проживающих на территории России, единственным шансом на демократию является появление сильных региональных лидеров, готовых к противостоянию с Москвой. От остроты этого противостояния, от возможностей и действий противоборствующих сторон и будет зависеть политический строй российского государства, либо нескольких государств, возникших на его месте.
_____________________________________________________

Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт — https://t.me/regionexpert
Поддержите независимый регионалистский портал — www.paypal.me /regionexpert
Crypto — 199mm5dMHKPRHPNUBJoixTnKWzgK9VFuAS

Другие статьи автора: