Эксперимент Пермского периода

Павел ЛузинДата: Июнь 16, 2017Рубрика: История, Культура, Общество, Политика, Регбрендинг, Экономика

Фото: слева – Красный человечек, один из символов пермской культурной революции, установлен в 2010 году. Справа – инсталляция с орденом Ленина, которым Пермь наградили еще в 1971 г., ее поставили на это место в 2014 году. Красного человечка убрали.

Политический опыт «культурной революции» в Перми 5 лет спустя

В 2008–2012 гг. в современной российской политической истории проходил интересный эксперимент. Губернатор Пермского края Олег Чиркунов попытался с помощью приглашенных Марата Гельмана, Бориса Мильграма, Эдуарда Боякова и других осуществить в регионе «культурную революцию».

Главные усилия были сосредоточены на превращении Перми в российский и даже европейский центр современной культуры. Причина этих начинаний была вполне прозаической — экономический кризис больно ударил по промышленности региона, сосредоточенной в Перми и нескольких небольших городах Пермского края. Отток жителей грозил затяжной депрессией. И затеянный властями эксперимент должен был стать превентивной мерой против упадка. Пермь должна была превратиться если не в Бильбао-на-Каме, то в уральскую Лодзь.

Сдержанное одобрение Кремля также имело место — начавшийся тогда кризис серьезно напугал метрополию.

«Во всем должен быть план»

В 2008 г. в Пермском крае жило немногим более 2,7 миллионов граждан. Из них 1 миллион — жители Перми. Однако они уже два десятилетия покидали регион (в 1989 г. в регионе жило 3,1 миллиона человек).

Вообще, Пермь как пресловутый город-миллионер и регион в целом были исключительно результатом большевистской плановой экономики. Политика индустриализации, репрессии, эвакуация и т.д. сформировали социальный и экономический портрет региона. И как только к концу 1980-х гг. советская система начала схлопываться, граждане естественным образом стали уезжать. Начавшийся в 2008 г. кризис только подстегнул этот процесс.

Интерес во всей этой истории вызывает тот факт, что и Кремль, и региональная власть воспринимали естественную тенденцию (немногие люди хотят жить в холодных и далеких от мира местах) исключительно как проблему, если не как угрозу. Только Кремль основное внимание сосредоточил на т.н. «моногородах» (понятно, что не только в Пермском крае), а региональная власть всеми силами стремилась сохранить непосредственно за Пермью «миллионный» статус.

Похоже, что российская власть на всех уровнях была в растерянности от происходящего и при этом испытывала острый дефицит интеллектуальных ресурсов. Поэтому она сама для себя создавала понятную систему координат, чтобы иметь хоть какие-то ориентиры для действия. Пусть даже эти ориентиры были изрядно мифологизированы, догматизированы и не подтверждались ни наукой, ни практикой.

С подачи Марата Гельмана губернатор О. Чиркунов (а фактор личных отношений был решающим в той эпопее) решил заимствовать уже имевшийся европейский опыт — использовать культуру, чтобы попытаться вытянуть город и край из депрессии. Задача была сформулирована так: людям должно быть интересно в Перми и крае, и чистый отток граждан должен прекратиться. Проще говоря, живя в Перми, человек не должен себя чувствовать оторванным от современного мира. Плановые цифры тоже были понятны: в городе — 1 миллион жителей, а всего в крае — не менее 2,7 млн. жителей.

«Революционный» нарратив

Начавшийся культурный эксперимент получился масштабным. В городе появился музей современного искусства, один за другим проводились фестивали (актуальная музыка, театр, кино), организован центр развития дизайна, стали открываться частные галереи и музеи. Пермь заполнялась арт-объектами, прогулочными маршрутами и велодорожками. Апогеем стало приглашение в 2011 г. из Новосибирска в пермский оперный театр дирижера Теодора Курентзиса с его оркестром и хором Music Aeterna.

Те культурные события и институции, которые уже существовали в городе и крае, вписывались в плотный «революционный» график. Проводившаяся политика способствовала и частной инициативе — в регионе появлялось все больше кофеен, кафе и баров. Хотя справедливости ради стоит сказать: развитие всего этого и так происходило по всей России.

И кроме ложного политического фетиша, когда во главу угла было поставлено сохранение числа жителей Пермского края, у всех этих начинаний была еще одна проблема. Региональная власть в своей культурной политике полностью игнорировала местное самоуправление. Это был частный случай классической, описанной Натаном Эйдельманом российской «революции сверху». Здесь можно привести еще много броских метафор — «просвещенный абсолютизм», «цивилизаторская миссия» и т.д., но дело не в этом.

Получалось, что граждане Пермского края являлись объектами пермской «культурной революции», а ее субъектом являлась власть. Она могла привлечь на свою сторону те или иные местные творческие силы, а могла оставить их за бортом. И было не так важно, что в конкретном пермском случае привлекались действительно лучшие. Здесь был важен именно принцип — власть и только она решает, кого привлекать и кого считать лучшим. И власть решает, как маркировать, кодировать и как осваивать городское пространство. Будет ли где-то инсталляция современного художника или безвкусный памятник Петру и Февронии.

Проблема была в том, что прогрессивный культурный нарратив ценой больших бюджетных усилий был привнесен извне. Достаточной среды для его поддержания и развития в регионе не было. Даже Пермь, удаленная на большое расстояние от крупных центров в соседних областях и республиках (до ближайшего Екатеринбурга — 360 км и 5 часов на автомобиле), не могла долго поддерживать «революционный» темп. До большинства городов и поселков края «революция» просто не дошла. В конце концов, культура не сферический конь в вакууме и может развиваться только там, где есть экономическое развитие, развитые транспортные коммуникации и достаточный уровень благосостояния. Эти вопросы в России находятся вне компетенции региональной власти.

Весной 2012 г. пермская «культурная революция» в силу известных политических причин завершилась, О. Чиркунов ушел в отставку. Перми остался хороший музей современного искусства и дирижер Т. Курентзис. Оба являются предметом гордости и частью имиджа региональных элит и переходят «по наследству» уже третьей администрации. Однако из пермского эксперимента российская власть извлекла важные для себя уроки.

Колонизация культурного пространства

Полученный опыт для начала был заимствован и масштабирован мэрией Москвы. Началось это с программы реставрации парков и прокладки велодорожек, далее — через эпос о тротуарной плитке и «ночь длинных ковшей», а заканчивается программой «реновации». Москвичи, как ранее пермяки, являются лишь объектами проводимой политики. Это для россиян они — привилегированные жители метрополии, а для московских наместников — такие же аборигены, или в лучшем случае дворня.

После 2012 г. свою «культурную революцию» попытался запустить Кремль. Фестивали на 9 мая и 4 ноября (потом к ним добавился еще и день захвата Крыма), попытки вовлечения РПЦ МП в городскую жизнь, разнообразные выставки — все это стало организовываться по освоенным в Перми и Москве шаблонам. Забавно, что министр культуры Пермского края в 2010–2012 гг. Николай Новичков позднее работал под началом «липового» кандидата и «липового» доктора наук В. Мединского. А режиссер Эдуард Бояков, открывший в 2009 г в Перми театр «Сцена–Молот», в 2017 г. стал одним из организаторов Русского художественного союза.

Конечно, размах кремлевской культурной политики компенсируется ее абсолютным убожеством. Успех здесь попросту требует фантазии, творчества и хоть какой-то свободы, а российская власть теперь не доверяет даже своим попутчикам вроде Кирилла Серебренникова. К тому же министр с ворованными диссертациями и РПЦ МП, чья интеллектуальная жизнь ограничена арифметикой имущества, никакую «культурную революцию» запустить не в состоянии.

Тем не менее, эта политика лишь упакована в обертку современных культурных практик и вооружена тезисом «имперского ренессанса». На деле она направлена на умерщвление любых самостоятельных творческих сил и порывов внутри России. Такой вот культурно-политический барбитурат. Геологический Пермский период когда-то тоже закончился великим вымиранием видов. В этой игре Кремль не стоит недооценивать.

Однако похоже, что происходящая культурная (ре)колонизация только маскирует факт — российская власть находится в глубокой обороне и обреченно защищает свои рубежи от наступающей реальности.

Другие статьи автора:

Метки: Москва Пермь

Павел Лузин

Кандидат политических наук, военный и региональный эксперт. Уроженец Перми, в настоящее время - приглашенный научный сотрудник Школы Флетчера при Университете Тафтса (Бостон, США).