«Еврорегионы» Украины и России: упущенная возможность или далекая перспектива?

Вадим СидоровДата: Апрель 13, 2021Рубрика: История, Общество, Политика, Экономика, Этника

Иллюстрация: государственные границы Украины и границы еврорегионов, в которых она участвует.

Начнется или нет новая война России с Украиной, но сам факт активного обсуждения ее вероятности и подготовки к ней наглядно свидетельствуют о том, что российско-украинские отношения находятся на самой низкой отметке. Впрочем, они находятся там уже с 2014 года, а точнее с конца 2013-го, когда правящий Россией режим отреагировал на стремление миллионов украинцев войти в ЕС развязанной антиукраинской пропагандой и последующими аннексией Крыма и развязыванием войны на Донбассе.

Меж тем, сегодня уже мало кто не только помнит, но и знает, что альтернативой подобному развитию событий был европейский вектор развития для самой РФ. И не только в форме возможного вступления в ЕС и НАТО синхронно с Украиной. Речь идет о более приземленных, но не менее перспективных формах практического сотрудничества соседних народов, похороненных тогда, когда Кремль от форсирования идеи «братских народов» перешел к доктрине «одного народа», начав воспринимать «проект Украина» как его антагониста.

«Европа Регионов» вместо СССР

Как известно, именно главы России, Украины и Беларуси 8 декабря 1991 года прекратили существование СССР Беловежскими соглашениями. Однако и человеческие, и экономические отношения между соседними странами с тесно переплетенными историческими корнями были слишком крепкими, чтобы их можно было безболезненно разорвать. Да никто и не собирался этого делать — напомним, что ликвидировав СССР, три страны создали Содружество Независимых Государств, замысел которого предполагал свободное передвижение людей, товаров и услуг между входящими в него странами при сохранении за ними политической независимости.

Но если про СНГ сегодня еще кто-то помнит, то мало кто знает, что уже с 1993 года начинается активное сотрудничество приграничных регионов России и Украины. Так, 28 июня 1993 года состоялось совещание руководителей Белгородской, Брянской, Воронежской, Курской, Ростовской областей со стороны России и Черниговской, Донецкой, Харьковской, Донецкой и Луганской областей со стороны Украины, при участии глав правительств и многочисленных ведомств двух этих государств. Правовым основанием для него стало подписание 20 мая 1993 года Соглашения о принципах экономического, научно-технического и культурного сотрудничества приграничных областей Российской Федерации и Украины. По нему два государства договорились

развивать сотрудничество в сферах деятельности, представляющих взаимный интерес, и экономические, научно-технические и другие взаимоотношения приграничных областей… на принципах равенства и взаимной выгоды

Сегодня многие в Украине увидят в этом прообраз проекта «Русского мира», однако, в те годы и в тех условиях куда более актуальной идеологической платформой для подобных проектов была идея другого мира — Европейского. Причем, в весьма конкретной форме — еврорегионов, которые мыслились их архитекторами как базовые элементы Единой Европы, состоящие из исторически и практически связанных приграничных территорий европейских стран.

В 1971 году была учреждена Ассоциация приграничных европейских регионов со штаб-квартирой в немецком Гронау, после чего начали создаваться первые еврорегионы из приграничных территорий соседних европейских стран: в 1976 году Маас-Рейн в приграничных территориях Бельгии, ФРГ и Нидерландов, в 1978 году Рейн-Маас-Север в приграничных территориях ФРГ и Нидерландов, в 1995 году Три Рена в приграничных территориях ФРГ, Франции и Швейцарии. После ликвидации социалистического блока еврорегионы стали создаваться как между западными и бывшими социалистическими странами, так и на границах последних: в 1992 году Эльба-Лаба между Чехией и Германией, в 1994 году – Баварский лес-Богемский лес/Шумава между Германией, Чехией и Австрией, и Татры между Польшей и Словакией, в 1995 году – Померания между Германией, Польшей, Данией и Швецией, в 1998 году – Западная Паннония между Австрией и Венгией, в 1998 году – Силезия между Чехией и Польшей, в 2001 году – Добрава между Чехией и Польшей, в 2003 году – Беласица между Грецией, Болгарией и Македонией, в 2006 году – Адриатика между Италией, Словенией, Хорватией, Черногорией, Боснией и Герцеговиной и Албанией.

Такое практическое сотрудничество в рамках еврорегионов имеет весьма солидное теоретическое обоснование в виде доктрины Европы Регионов, которая в пику идее Европы Наций предполагает, что именно подобные трансграничные еврорегионы, которые необходимо максимально мультиплицировать и автономизировать, могут стать основанием более прочного европейского единства, в то время как абсолютизированные национальные государства будут стоять у него на пути.

Возможно, сегодня это кого-то удивит, но в те годы эти проекты и идеи добрались и до постсоветского пространства. Так, в 1997 году был создан еврорегион Неман между Калининградской областью России, Беларусью, Литвой и Польшей, в 1998 году – Озерный край между Литвой, Латвией и Беларусью, в 1998 году – Балтика между Калининградской областью, Швецией, Данией, Польшей, Литвой, в 1999 году – Сауле между Калининградской областью, Латвией, Литвой и Швецией, в 2000 году – еврорегион Карелия между российской Карелией и тремя губерниями Финляндии.

Но несколько еврорегионов в начале XXI века были оформлены и в приграничных территориях России, Беларуси и Украины, причем, практически опираясь на то сотрудничество, которое началось уже в 90-е годы на уровне руководства соответствующих областей. В 2003 году были созданы еврорегион Днепр, включивший в себя Брянскую область России, Гомельскую область Беларуси и Черниговскую область Украины и Слобожанщина, в которую вошли Белгородская область России и Харьковская область Украины, в 2007 году – еврорегион Ярославна из Курской области России и Сумской области Украины, а в 2010 году – еврорегион Донбасс из Донецкой и Луганской областей Украины и Ростовской и Воронежской областей России.

Еще одно интересное обстоятельство заключается в том, что в 1990-е годы со стороны России такое приграничное сотрудничество часто лоббировали оппозиционные Кремлю губернаторы областей «красного пояса» вроде Василия Стародубцева. А при всех очевидных претензиях к коммунистам в целом и к КПРФ в частности, надо отметить, что в тот период российские коммунисты оппонировали предложениям «вернуть» России Крым и уж тем более Донбасс с «Новороссией» и выступали за воссоздание союза народов бывшего СССР в целом и трех славянских народов как его сердцевины. Что касается российской власти того периода, то Борис Ельцин при всех возможных претензиях и к нему также категорически отвергал призывы деятелей вроде Юрия Лужкова или Александра Руцкого оспорить принадлежность Украине Крыма и Севастополя, выступая за сотрудничество двух стран в их международно признанных границах.

От сотрудничества к антагонизму

Резкая перемена в отношениях России и Украины начинается после прихода к власти в России Владимира Путина и постепенного укрепления в ней носителей новых идей — «Русского мира». Если при Борисе Ельцине, по крайней мере, в первой половине его правления, и Россия, и Украина идеологически двигались в одном направлении — преодоления советизма, становления новой государственности и сближения с Западом, что делало возможными добрососедские связи между ними, то с приходом к власти Владимира Путина (и отчасти уже при позднем Ельцине) ход развития российского и украинского обществ стал разновекторным.

Если Украина с Оранжевой революцией 2004 года вошла во вторую фазу антисоветской национально-демократической революции (то же можно сказать о Грузии Саакашвили), то в путинской России в качестве реакции на нее стал развиваться неосоветский реваншизм, скрещенный с ностальгией по Российской империи. В 2009 году катализатором этих процессов стало избрание новым патриархом Русской Православной Церкви Московского Патриархата Кирилла Гундяева. Именно в его окружении и среди его адептов кристаллизировалась идея «Русского мира», предполагающая «воссоединение» России, Украины и Беларуси вокруг одного языка и одной церкви, а также Культа Великой Победы, олицетворением которого стали георгиевские ленточки.

Настроения, развивавшиеся в то же время в Украине, рассматривались адептами «Русского мира» как абсолютно враждебные ему, шла ли речь о распространении украинских языка и культуры, создании Украинской Православной Церкви, независимой от РПЦ МП, и в особенности о замещении российско-советского видения истории национально-украинским, а именно прославлении вместо советского Культа Победы героев Украинской Повстанческой Армии, гетмана Мазепы вместо Богдана Хмельницкого и т.п.

Самое драматическое и непоправимое произошло тогда, когда такие идеи и их носители стали поддерживаться в самой Украине, в частности, в ее юго-восточных областях, которые их сторонники считали «Новороссией». Стратегически это похоронило идею украинского мультикультурного регионализма, политическим представителем которого могла бы стать Партия Регионов, если бы не превратилась в проводника идей неосоветизма и «Русского мира» и, таким образом, в пятую колонну Кремля. Не будь этого активного вмешательства правящих кругов России в украинскую политику с продвижением идей «Русского мира» в пику украинскому национальному возрождению, украинские регионалы вполне могли бы состояться как сила, представляющая интересы русскоязычного, но украинского юго-востока, каковой многие из них изначально и хотели быть. Но отныне межрегиональное сотрудничество приграничных областей из прагматического и связывающего равноправные государства, как это мыслилось идеологами Европы Регионов, стало превращаться в инструмент влияния «Русского мира», а значит угрозу для украинской государственности и идентичности.

Отпустить других, обрести себя

Почему же такая трансформация оказалось неизбежной? Представляется, что главной причиной было отсутствие у населения по российскую сторону границы такого восприятия себя и соседа, в рамках которого Украина не была бы вписана в российскую историческую картину, будь то православно-имперскую или советско-имперскую. А причина этого в свою очередь заключается в том, что само русское самосознание, присущее жителям Центральной России, было и остается растворено в имперском, и не мыслит себя вне этой империи, а Украину мыслит либо как ее часть (сателлита), либо как врага, от которого надо оторвать побольше территорий.

Меж тем, и общее состояние, и демографические тенденции говорят о том, что именно Центральная Россия исторически стала одной из главных жертв имперской политики, выкачивающей из нее все ресурсы, но ее саму воспринимающей как «захолустье» и «бесперспективные регионы». Крым, кадыровская Чечня, Причерноморье, до этого Прибалтика, и само собой, две имперские столицы-метрополии – фаворитами империи становились кто угодно, но не корневые земли, казалось бы, ее ведущего народа — того, что до 1917 года именовался «великорусским».

И тут надо понимать двойственную природу взаимоотношений народов, которые до последнего времени назывались «братскими», но сегодня меньше всего соответствуют этому эпитету. Вопреки тому, что принято думать по российскую сторону границы, причиной их антагонизма стало не их «искусственное разделение», а искусственное объединение этих сложившихся к тому времени отдельных организмов в XVII веке. И осуществлено оно было усилиями православной партии Речи Посполитой, которой Московия, подчиненная ее проекту, была необходима для противостояния католическим амбициям. Именно религиозное переформатирование Московского государства, осуществленное усилиями выходцев из Речи Посполитой, с последующим присоединением к нему ставшей единоверной «Малороссии», сделало возможным создание той Российской империи, в которой были принудительно растворены две разные народности – как украинская, называемая тогда «малороссийской» («черкаской»), так и «великорусская» («московитская»), сегодня называемая просто русской.

Как только эта империя рухнула в 1917 году, Украина как лучше сохранившийся организм незамедлительно восстановила свою самостоятельность, и даже заново завоевавшие ее большевики были вынуждены признать ее национальность, равно как и отдельную национальность белорусов. Однако не удивительно, что будучи империалистами на практике, большевики в итоге восстановили имперскую концепцию истории, в которой «воссоединение Украины с Россией» мыслилось как прогрессивное свершение. Поэтому даже идея трех братских народов оказалась подвешенной в воздухе – как только два из них решили жить в своих домах, а не одном общем, да еще и по-своему, они тут же стали восприниматься не братьями, а предателями. Впрочем, нельзя не заметить, что на фоне геополитических авантюр кремлевского руководства у весьма весомой части россиян в последнее время растет запрос на заботу о своем доме, а не возвращении под общую крышу тех, кто решил жить самостоятельно.

После империи, после национализма

Если понимание того, что тот, с кем тебя связывают родственные узы, необязательно должен жить с тобой в одном доме или по твоим правилам, все-таки возобладает, после сложного процесса примирения (со всеми реституциями, контрибуциями и сатисфакциями) именно возрождение и развитие еврорегионов могло бы стать в будущем формой сотрудничества двух стран, сменившего их антагонизм. При этом идея не только выгодности такого сотрудничества, но и глубокой региональной общности, не привязанной ни к одной из национальных идентичностей, но и не отрицающей их, применима и в рассматриваемом случае.

Например, не отрицая ни белорусской, ни русской идентичности и не посягая на международно признанные границы соответствующих государств, ничего не мешает признать, что на стыке между ними еще до образования этих народов находилась территория племенного союза кривичей (Кривия). Точно также, восточные регионы Украины и некоторые граничащие с ними регионы России находятся на территории древнего племенного союза северян (Сиверия, Сиверщина), который стал одним из этнообразующих для украинского народа, но часть которого вошла и в состав русского (великорусского, етнічні росіяни) народа. Подведение такой идеологической базы под взаимовыгодное практическое сотрудничество отвело бы от него угрозу имперских и националистических фобий и притязаний, в рамках которых оно неизбежно будет рассматриваться как орудие одной стороны против другой.

Однако очевидно, что прежде, чем это станет возможным, должны произойти две последовательные вещи. Во-первых, взаимное признание двух (или трех, если иметь в виду и Беларусь) полноценных, самостоятельных и равноправных национальных идентичностей, эмансипированных от душившей их империи. Во-вторых, уже на этой основе преодоление их носителями националистической ограниченности с ее стремлением к унификации внутри страны и изоляции от соседей. Вот тогда и может прийти время воплощения таких трансграничных проектов – в духе концепции Европы Регионов.

Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт
Поддержите единственный независимый регионалистский портал!