Иллюстрация: мультфильм «Вовка в тридевятом царстве», 1965.
Девяностые годы ХХ столетия прошли под знаком «возвращения в историческую Россию» и «восстановления исторической преемственности», прерванных большевиками в ходе октябрьского переворота. Бело-сине-красный флаг, двуглавый герб, Государственная Дума были зримыми символами этой реконструкции дореволюционной тысячелетней государственности.
В нулевые в эту реконструкцию добавили элементы советского периода – впрочем, автором идеи «священного союза царя и совка» изначально была не власть, а антиельцинская оппозиция. Кремль успешно перехватил лозунги и символы, ранее направленные против него. Этот перехват идеи, подпитанный потоком нефтедолларов и усталостью общества от потрясений девяностых, обеспечил своеобразный консенсус, зримым олицетворением которого была фигура ельцинского «преемника». Тот «общественный договор» фактически оказался расторгнутым на излете 2011 года, когда стране объявили о возврате Путина в Кремль, что в итоге вылилось в «белоленточное» протестное движение.
Правдами и неправдами в 2012 году рокировка завершилась – и персоналистский режим стал кристаллизоваться на глазах, окончательно оформившись в 2014-2018 годах. Оставалась проблема 2024 года, когда заканчивался очередной «второй срок подряд». В условиях, когда Отечество равно Его Величеству, а порядка престолонаследия нет как такового, следующий царь неизбежно оказывается царем боярским, а не единственным и незаменимым национальным лидером. Как замечает Павел Лузин, произошло воскрешение архаичного ритуала «упрашивания на царство». Пресловутое обнуление сроков открыло дорогу полной и безоговорочной архаизации политической жизни государства и общества.
Впрочем, про архаичные политические практики Кремля сказано и написано уже достаточно. Интересно другое: процесс архаизации затронул оппозицию куда раньше властей, и на этом моменте стоит остановиться подробнее.
«Белоленточное» движение было разношерстной коалицией порою прямо противоположных в идеологиях политических сил. Оно сформировалось вокруг протестов, связанных с массовыми фальсификациями итогов голосования в Государственную Думу в декабре 2011 года, но имело и некоторые общие требования: честные демократические выборы, политические права и свободы, независимый суд, амнистию политзаключенных. Требования отнюдь не средневековые, напротив – направленные против «сословных привилегий» правящей олигархии. Итогом этого движения стало создание в 2012 году Координационного Совета оппозиции (КСО) – который (увы!) так и не смог ничего толком координировать и уже через год прекратил свое существование. Недолгий период широкой коалиции внесистемных объединений закончился нулевым результатом, дав, впрочем, какой-то опыт взаимодействия. КСО так и не стал аналогом польской «Солидарности», а был, скорее, аналогом «подполья» антиутопии братьев Стругацких:
Подполье не было политической партией. Более того, подполье не было даже фронтом политических партий… Все эти люди были в большей или меньшей степени в оппозиции существующему порядку вещей, но, массаракш, до чего же разнились их побуждения! (…) Общего у них почти ничего не было, и подполье не имело ни единой программы, ни единой стратегии, ни единой тактики.
Наиболее слабым местом КСО был его москвоцентризм, очевидное преобладание столичных «лидеров оппозиции», в большинстве своем мало представлявших ситуацию в различных регионах и желавших не координировать процессы за пределами МКАД, а иметь в них руководящую и направляющую роль. Но при всех минусах Координационный Совет был – пусть и не состоявшейся в итоге! – попыткой создания долгосрочной широкой политической коалиции, современной и европейской по своему характеру. Момент прекращения деятельности КСО для оппозиции оказался обнулением ее прежней деятельности и дал старт для политической архаизации. Напомню: это 2013 год. Нет еще ни «крымского консенсуса», до «упрашивания на царство» еще шесть с лишним лет. Тот редкий случай, когда оппозиция смогла опередить в наметившихся процессах Кремль…
После 2013 года требование политических прав и свобод начинает вытесняться лозунгом «царь не настоящий!», и крымские события 2014 года делают в среде оставшейся внесистемной оппозиции этот лозунг центральным. Ну а раз царь ненастоящий, то возникает запрос на правильного, честного и грозного царя, который изобличит вороватых бояр… Спрос породил предложение – и в личности Навального (вероятно, вне зависимости от его желания) ожила весьма архаичная фигура русской истории – фигура самозванца, «чудесно спасшегося царевича» с поправками на реалии третьего тысячелетия.
Думские выборы 2016 года, на которых переругавшиеся еще на стадии выдвижения кандидатов и попытках формирования «демократической коалиции» с треском провалились поставили точку в недолговременном периоде коалиций как таковых. Авторитарно-персоналистский характер президентского самодержавия вызвал к жизни столь же авторитарно-персоналистскую оппозицию. Ситуацию усугубили отход после «крымского консенсуса» от внесистемной оппозиции представителей поколений, заставших и Перестройку, и реформы девяностых и приток молодежи, кроме вечного Путина ничего не видевших.
Парадоксально – но именно омоложение протестов привело к политической архаизации оппозиции. «Школьники Навального» попросту не мыслят вне рамок централизованной персоналистской модели – другие варианты политических организаций им не ведомы… Партия Прогресса приказала (не без помощи властей) долго жить – и ей на смену пришли штабы Навального, словно аналог иррегулярных отрядов эпохи семнадцатого века, присягающих царевичу-самозванцу. Очередной срок Путина похоронил последние попытки создания современной демократической оппозиции как широкой коалиции без персоналистский тенденций – невеселый опыт Дмитрия Гудкова и Льва Шлосберга это наглядно иллюстрируют.
К исходу 2019 года погружение в средневековье с головой накрыло уже и Кремль. Явная неспособность властей создать за последние 10 лет мало-мальски работающую полуторапартийную систему превращает транзит власти в 2024 году в династический кризис и открывает эпоху боярских царей, сменяющих «национального лидера». Гипотетический преемник обречен быть не наследником престола, а ставленником той или иной боярской группировки. Современное «боярство» от неминуемых распрей и передела власти и собственности пока удерживает лишь действующий самодержец; есть Путин – есть Россия. Как заявил председатель Государственной Думы В. Володин,
сегодня, исходя из вызовов, которые есть, и угроз, которые в мире существуют, не нефть и газ наши преимущества. Как вы видите, и нефть, и газ могут падать в цене. Наше преимущество – Путин, и мы его должны защитить.
По духу и по букве – практически воспроизведение монолога Бориса Годунова из драмы А.К. Толстого:
Бояре! Нам твердыня это имя!..
Единое спасенье нам, бояре,
Идти к царю немедля, всею Думой,
Собором целым пасть к его ногам
И вновь молить его, да не оставит
Престола он и да поддержит Русь!
Драма та, правда, называлась «Смерть Иоанна Грозного»…
Обнуление президентских сроков – не только обнуление постсоветской России, как считает Вадим Штепа. Это обнуление истории от первых Романовых до последних генеральных секретарей, происходящее под мантры о «тысячелетней государственности». Страна имеет все шансы стремительно провалиться в свое средневековье, причем не в самый лучший его момент – в эпоху глобальных эпидемий. Ну а попытка сохранить персоналистский режим с боярским царем во главе становится завершающим актом очередного имперского цикла. За ним – Смута. За ним – буквально по «Апокалипсису нашего времени» В. Розанова:
С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес.
— Представление окончилось.
Публика встала.
— Пора одевать шубы и возвращаться домой.
Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось.
Тогда, в семнадцатом веке войну между боярскими царями и самозванцами прекратил Совет Всея Земли, созданный нижегородским купцом и зарайским полевым командиром. Тогда удалось создать широкую коалицию из купечества, дворянства, казаков и посадских людей – «глубинного народа» русского Средневековья, объединить земское самоуправление без московских бояр и против них.
Удастся ли совершить это теперь на базе оформляющегося организационно регионалистского движения, удастся ли сформировать на равноправных основах межрегиональную оппозицию, а не очередной тушинский двор Прекрасной России Будущего? Вопрос остается открытым. Очередной цикл имперской истории стремительно движется к своему завершению, приближая точку нестабильного равновесия политической системы, в которой открывается окно возможностей.
Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт
Другие статьи автора:
- Новый договор или «либеральный» ГКЧП?
- Кавалеры ордена Батыя
- QRепостная перезагрузка
- Алексей Навальный как зеркало раскола
- Псевдофедерализм эпохи «второй волны»
- Эта Рязанщина закончилась, давайте следующую!
- «Американский миф» постсоветской России
- Гражданская война памяти
- Закат эпохи
- Уроки былых революций
- Новое народничество
- Чего на самом деле хочет «глубинный народ», или крушение сурковского мифа
- Сумерки империи
- Злосчастная метрополия
- Вакцина от империи
- Путешествие из Москвы в Россию
- Политэкономия пандемии
- Возвращение в реальность
- Стены рухнут
- Вирус Короны
- Большой Брат Коронавируса
- Русский анархизм против империи
- Китеж-град глубинного народа
- Врожденная несменяемость. Краткий анамнез кремлевских фобий
- Российский федерализм как его не было
4 Comments
Михаил Кулехов
Основательно. Я лишь сделаю чуток замечаний (не в плане критики, а для точности восприятия). Первое: о «тысячелетней государственности» нет и речи. Россия (сперва в форме Русийского царства) возникает в промежутке 1536 (коронация Ивана Васильевича царем Русийским) — 1551 (принятие Земским Собором «Стоглавого» Соборного уложения — первой «конституции России»). Как видим, только-только «подползаем» к 500-летнему рубежу. Киевская Русь тут не при чем: ныне Русь называется Украиной, и она как бы совсем себя с Россией не ассоциирует. Мягко говоря. Второе: «Совет Всея Земли, созданный нижегородским купцом и зарайским полевым командиром» возник как ответ на пожелания английских купцов, имеющих монополию на торговлю по Волжскому Пути, с головной конторой в Нижнем Новгороде, и на их финансирование. Английским купцам не улыбалось, чтобы на Москве сидел Владислав Жигимонтович, а в Новгороде — королевич Магнус: как всегда, единство России — это исключительно иноземный интерес, лучше подкупить чиновников в одной Москве, чем сговариваться с каждым региональным «земством». А ну еще заартачатся! Ну а в целом — всё так, да. И пока существует Россия, пока «оппозиция» будет «всероссийской» (или с претензией на таковую) — она возможна только под «самозванца» («преемника»). Так как ни в каком ином виде она существовать не способна. «Периферийная империя», построенная на сборе ясака, никакой иной вариации не предусматривает.
Андрей Дегтянов
«Тысячелетняя государственность» в данном случае — идеологический и пропагандистский штамп. Ну а верхневолжское купечество в семнадцатом веке имело и свои интересы — например, обеспечение безопасности на торговых путях. С англичанами, насколько знаю, пробовало договориться архангельское купечество, ориентированное на внешнюю торговлю. Предполагалось высадить в Архангельске английский отряд с целью взятия его силами Москвы с последующим воцарением ориентированного уже на Англию самодержца; но пока Архангельск вел переговоры с туманным Альбионом, нижегородцы успели решить проблему раньше. Совпадали ли интересы верхневолжского купечества с англичанами из Московской компании? Вероятно, что да. В итоге, правда, уже при первых Романовых позиции английского торгового капитала в Москве пошатнулись серьезно, особенно после английской революции и казни короля Карла. Но это уже совсем другая история…
Андрей Дегтянов
«Тысячелетняя государственность» в данном случае — идеологический штамп. Ясное дело, что самое раннее для этой государственности — эпоха Ивана Третьего, который Великий. Ну а сложные взаимоотношения англичан из Московской компании с верхневолжским и архангельским купечеством — уже совсем другая история…
Михаил Кулехов
И Архангельск, и Вологда, и Нижний Новгород — все это «вотчины» Московской компании (основанной, вестимо, во граде Лондоне, с участием даже членов королевской семьи). Собственно, сама по себе Россия хотя и не вполне «аглицкий проект», но именно Англия с первых же дней стала главным бенефициаром России, главным ее торговым и политическим спонсором и партнером. Начиная с «посольства Ричарда Ченслера». В этом смысле архангелогородцы и нижегородцы действовали в тесной связке и кооперации. Архангельск планировал просто пригласить английский «ограниченный контингент», а нижегородцы обошлись местными кондотьерами. Но цель у тех и других была одна и та же. И она достигнута.
То, что при Алексее Михайловиче (1649 год) с Англией случился разрыв — вполне понятно: те казнили короля Чарли, и тем самым подорвали свой «кредит доверия» — что там за «протектор» какой-то, не знаем таких, нам королей подавай. НО с реставрацией в Англии полноценной монархии все вернулось на круги своя, и уже царь Петр решение начать войну со шведом принимает в ходе «Великого посольства» в Голландию и Англию (впрочем, в ту пору оба эти королевства имели общего короля Вилли, так что это одно и то же). По сути, царь Петр съездил на поклон к «хозяину» испросить дозволения и получить указания. В том и состоит суть России, как «периферийной империи-матрешки»: она империя — в отношении захваченных стран и земель Северной Азии, но колония (причем добовольная) — в отношении стран Запада, которым она «кланяется мехами и яхонтами». Сходны с Россией в этом смысле империя Османов в свои поздние времена, или империя Цин в Китае — после Опиумной войны.