Разговор о современном российском регионализме часто апеллирует либо к богатейшему историко-культурному наследию и попытке умозрительно реконструировать то многообразие, которое когда-то существовало на просторах нашей страны, либо к утопическим проектам и философским рассуждениям о том, чем в идеале могла бы стать нынешняя Российская Федерация. Говорить же о том, что из себя представляет современный регионализм на самом деле, зачастую мало кому интересно, ибо он, как и многие другие вещи в России десятых годов 21 века – от выборов и демократии до судебной системы и парламентаризма – во многом имитативен и по сути своей не является тем, чем пытается выглядеть.
И хотя федеративный характер нашего государства и независимость уровня муниципальной власти закреплены в действующей (пока еще) Конституции, теперь за призывы к федерализации возбуждают уголовные дела, а местное самоуправление уже несколько лет как де-факто ликвидировано. Центральная же власть жестко проводит политику унификации регионов, постепенно уменьшая их количество (в 1993 году их было 89, сейчас, вместе с присоединенными Крымом и Севастополем, стало 85) и при этом снижая их значение и вес в национальном масштабе, последовательно борясь с любыми местными особенностями, не укладывающимися в прокрустово ложе нескончаемых структурных реформ и оптимизаций.
В Совете Федерации и Государственной Думе, по большей части, заседают люди, мало или вообще никак не связанные с субъектами, которые они формально представляют, да и в самих регионах правящая элита состоит в основном из приезжих людей, «варягов», как их называют в Новгороде, которые выполняют роль посаженных на кормление временщиков, готовых в любой момент покинуть вверенную им территорию и уехать пытать счастье и строить карьеру/доживать свои дни в совсем другом месте, а потому ведущих себя по принципу «После нас хоть потоп».
Конечно, есть несколько регионов, которые в силу разных причин пытаются претендовать на особое положение (Калининградская область, Чечня, Татарстан, Башкортостан, теперь еще и Крым), но центральной властью это скорее осознается как временная недоработка и угроза управляемости (своего рода политический вызов), а не как нормальная практика взаимного существования в рамках одного большого федеративного государства, стабильность которого должна быть основана на балансе интересов и достижении компромиссов между всеми его частями. Регионы же вроде Рязанской, Ярославской, Ивановской или Новгородской областей давно превратились в чисто административные единицы, о местной специфике которых московские, да и присланные сюда из Москвы «на воеводство» бюрократы редко когда по-настоящему задумываются.
Известно, что Великий Новгород, который федеральные СМИ в радио и телепрограммах то и дело путают с куда более населенным Нижним Новгородом, до конца 15 века выполнял роль русского «окна в Европу», чем в начале 18 века для имперской России стал Санкт-Петербург. Однако сегодня известные представители интеллигенции Северной столицы от директора Эрмитажа Михаила Пиотровского до историка Льва Лурье с горечью говорят уже и о происходящей на их глазах «дикой провинциализации Петербурга». Понятно, что в небольшом Новгороде, удаленном от мощных финансовых потоков и научно-культурных институций международного значения, дела с этим обстоят еще хуже.
Лишившись остатков своей независимости в 15 веке, Новгород был подвергнут совершенно зверскому разгрому сто лет спустя, в 1570 году, при царе Иване Грозном, и это показательное массовое избиение собственных граждан представителями силового блока того времени, с изощренными пытками и мучительными казнями мнимых «национал-предателей» и «иностранных агентов» стало своеобразной кульминацией опричнины, с которой, по мнению писателя Владимира Сорокина, и началось современное российское государство в точном смысле слова. Сегодня произведения Сорокина проверяют в России на экстремизм, а Ивану Грозному по инициативе губернаторов ставят памятники, обосновывая это уважением к его выдающимся заслугам в деле укрепления государства.
В повести «Марфа-Посадница, или Покорение Новгорода» 1802 года Николай Карамзин вложил в уста воеводы московского государя, князя Холмского такие слова: «Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок, а нет порядка без власти самодержавной». Ответный возглас Марфы Борецкой: «О великие воспоминания древности! Вы ли должны склонять нас к рабству и к узам?» был поддержан новгородцами, но в нашей гражданской войне Севера с Югом, в отличие от истории США, свободолюбивый Север проиграл рабовладельческому Югу, и с тех пор «порядок» в стране стал прочно ассоциироваться с деспотизмом, сверхцентрализацией и бесправием как регионов, так и простых граждан.
После присоединения к Московскому государству новгородский регион территориально много раз перекраивался, подвергался оккупации (шведами в 17 веке и немцами в период Второй мировой войны), постепенно приходя в упадок и теряя свою идентичность. Нынешняя Новгородская область была создана лишь в 1944 году и не является сколь-либо устойчивым и естественным территориальным образованием. Численность ее населения достигла своего пика накануне развала СССР – и в 1990 году составляла 753 тысячи человек (для сравнения, в 1897 году в Новгородской губернии, которая была гораздо обширнее, проживало более 1 миллиона 367 тысяч человек!). На протяжении всех последних 27 лет демографическая ситуация в регионе неуклонно ухудшалась с каждым годом, и сейчас во всей области согласно официальной статистике проживает лишь около 612 тысяч человек (из них более трети – в Великом Новгороде).
Эксперты все чаще делают прогнозы о том, что в ближайшие несколько лет регион может окончательно потерять статус отдельного субъекта федерации и скорее всего будет присоединен либо к Ленинградской области, либо к другому, вновь образованному субъекту (например, еще в 1990-е годы существовал проект создания суперрегиона на Северо-Западе России под кодовым названием «Невский край»). Очевидно, что тогда и сам город Великий Новгород лишится статуса административного центра субъекта федерации и также превратится в провинциальное захолустье, интересное лишь заезжим туристам, археологам и исследователям древностей.
В 2014 году телеканал «Дождь» в рамках цикла «Путешествие из Петербурга в Москву: особый путь» Андрея Лошака показал фильм, посвященный Великому Новгороду, – о бедных, но свободолюбивых новгородцах. В нем одним из основных рассказчиков выступил известный новгородский историк и археолог, депутат Думы Великого Новгорода от партии «Яблоко» Сергей Трояновский. Он кратко напомнил зрителям об особенностях истории Древнего Новгорода, рассказал о новгородской вольности и пояснил замысел создателей знаменитого памятника «Тысячелетие России», который сейчас стоит в новгородском Кремле.
Новгородцы исповедовали так называемую «монархомахию», то есть борьбу с монархами. Вот, известный кентавр, который был изображен и до сих пор существует на Магдебургских воротах – это был такой манифест: здесь живут люди, которые не признают никакого насилия над собой…
– заключал Трояновский, который уже через год сам был вынужден досрочно сдать свой депутатский мандат после оказанного на него давления со стороны прогубернаторских сил, всеми правдами и неправдами добивавшихся смещения мэра Великого Новгорода Юрия Бобрышева.
Как показали последние выборы в Государственную и Новгородскую областную Думу, прошедшие в сентябре 2016 года и завершившиеся полнейшим «триумфом» партии власти и сокрушительным поражением т.н. «несистемной» оппозиции (ПАРНАС здесь даже не выставлял своих кандидатов, а «Яблоко», в отличие от Псковской области, Санкт-Петербурга и Карелии, не смогло провести в региональный парламент ни одного кандидата), никаким особым свободомыслием нынешние новгородцы не отличаются, или, вернее, оно таится где-то глубоко в подполье, оказывая ничтожное влияние на реальную общественно-политическую жизнь. Последний всплеск такой активности можно было наблюдать в декабре 2011 года, когда по всей стране проходили массовые акции протеста против фальсификации итогов парламентских выборов, – по независимым подсчетам Новгород был признан тогда самым протестным из российских городов (если говорить о соотношении числа вышедших на улицу протестующих к общему числу городских жителей).
Прямые выборы мэров и глав муниципальных районов в Новгородской области отменили одними из первых в России, еще в конце 2014 года. Оппозиционный политик Алексей Навальный написал тогда об этом следующее:
Таким образом, именно та область, где 300 лет существовало поразительное явление русской истории и выдающееся достижение русского народа – Новгородская республика, стала одной из первых, отказавшихся от процедуры народовластия в современной России. 800 лет назад выбирать могли, а сейчас нет. Видно поглупели. “Не созрел наш народ до демократии!”
Подобное решение не вызвало никаких серьезных протестов, поскольку общественная жизнь в регионе, как и в стране была к тому времени заморожена, а все сколь-либо серьезные независимые лидеры мнений устранены от принятия решений, завербованы или маргинализированы.
Не прошел даром для Новгорода и период «лихих девяностых», когда многих политиков, предпринимателей и всех, кто пытался проявить излишнюю независимость, убивали прямо на улице или в офисе. Одной из многочисленных жертв бандитского произвола стал и мэр Великого Новгорода Александр Корсунов, погибший при странных обстоятельствах в 2002 году. В регионе эта эпоха всевластия ОПГ формально закончилась в 2007 году, когда федеральный центр провел здесь тотальную зачистку, сменив губернатора, мэра и глав силовых ведомств. Однако как справедливо пояснил в беседе со мной в августе 2016 года бывший первый заместитель губернатора Новгородской области Валерий Трофимов, кардинально эта криминальная система не изменилась и здравствует в регионе до сих пор. Да и заказные убийства как метод устранения неудобных людей также не вполне ушли в прошлое и время от времени о себе напоминают.
Тем не менее, у каждого города есть своя история, а у каждого места – свой гений или дух, которые не могут не оказывать влияния на живущих в них людей. И в этом смысле Великий Новгород до сих пор остается символом вольности и сопротивления всякой тирании. Однако проявляется это, большей частью, через отдельных ярких людей и их творчество, нередко бунтарское. Например, произведения рано ушедшего из жизни новгородского поэта-неоязычника и оккультиста Ильи Маслова (1984-2008), известного в правых националистических кругах как «Массел», до сих пор время от времени пополняют список т.н. «экстремистских материалов». А такой «чести», надо признать, удостоились после смерти не многие двадцатитрехлетние активисты.
В целом на будущее новгородского региона я смотрю с большим пессимизмом, но все-таки верю в то, что если серьезные политические изменения в сторону демократизации и реальной федерализации начнут через какое-то время происходить в стране, то новгородский опыт и сами новгородцы смогут внести в этот процесс немало полезного. Возрождение же самого Великого Новгорода упирается в две извечные российские проблемы: 1) отсутствие хорошей инфраструктуры, обеспечивающей быстрое, доступное и комфортное транспортное сообщение с Москвой и странами Европы; 2) человеческий капитал, когда наиболее умные и способные покидают регион из-за невозможности реализовать здесь свой потенциал.
