Отношение к областникам XIX – начала XX века у современных сибирских патриотов неоднозначное, и это верно. Историческая ситуация сильно поменялась, и употребление термина «неообластничество» по отношению к современным группам и концепциям я считаю по многим признакам некорректным – уже потому, что оно исключает из общемирового контекста (с которым связывают «регионализм» или «национализм») и включает в некую архаичную традицию 150-летней давности. С тем же успехом можно именовать современных российских либералов «неокадетами».
В то же время, на мой взгляд, областничество являлось формой национального мышления сибирского народа, и само его существование говорит о том, что народ осознавал себя как таковой, его образованные представители задумывались об интересах сибиряков и призывали бороться за них. Вне зависимости от ошибок областников или от исторической специфики их мышления, их книги и дискуссии ярко и четко говорят о том, что сибирский народ выдвинул собственных национальных мыслителей.
Григорий Потанин (которому в 1918 году было присвоено уникальное звание «почетный гражданин Сибири») в этническом отношении был сибирским казаком, который первоначально стоял на весьма радикальных позициях – под влиянием сосланного в Томск Бакунина. В контексте польского восстания 1863 года и общей революционной ситуации в России в начале 1860-х радикализм, впрочем, был отчасти оправдан: шли Великие Реформы, страна менялась – кто его знает, может, и провозгласят Соединенные Штаты Сибири, как он собирался сделать.
Интересно, что из Томска, где Потанин был арестован за сепаратизм, он был выслан в финский Свеаборг – в то время как обычным местом ссылки была как раз Сибирь. Вероятно, царское правительство откровенно боялось, что идеи национального освобождения популярны среди многих сибиряков, и они могут организовать побег своему герою.
Основной его поздней работой является трактат «Областническая тенденция в Сибири» 1907 года. Она содержит обвинения имперского центра в задержке развития Сибири как региона («прогресс области замедляется условиями, стоящими вне области»), разделяет общее для областников представление о Сибири как угнетаемой центром колонии и в этом отношении в работе всё названо своими словами. В политическом плане Потанин в этой работе выступает за создание сибирской думы, которая бы расходовала местные финансы, то есть за автономию региона. В то же время Потанин, как и прочие областники, в этой работе считает экономические интересы первичными, а этнические несущественными, полагая, что и в Украине и Польше местные освободительные движения имеют в основном экономическую подоплеку. Это явное влияние марксистской и социалистической парадигмы того времени.
Наиболее ярко половинчатость Потанина в этой работе проявляется в остром для всех националистов вопросе о миграции. Он фиксирует и недовольство старожилов ссылкой и массовым переселением в Сибирь (отмечая, что переселение как таковое началось только в конце XIX века, когда старожилы как этническая группа давно сформировались), говорит даже о явном конфликте в сибирском обществе между старожилами и новоселами, но, очевидно, боясь быть обвиненным в этническом протекционизме, никакой своей позиции не высказывает, просто фиксирует проблему. Хотя, казалось бы, именно в отторжении попыток имперской русификации существование сибирской нации как отдельного субъекта проявилось тогда особенно ярко.
Несмотря на то, что и Потанин, и Николай Ядринцев (автор книги «Сибирь как колония») активно боролись против ссылки в Сибирь уголовников, они выдвигали исключительно экономические аргументы против этого, хотя вполне очевидно, что реальная их мотивация состояла в защите коренного населения. То есть они оба как бы «стесняющиеся националисты», свое желание защитить интересы сибиряков маскируют под модные тогда левацкие рассуждения об экономическом детерминизме. Впрочем, возможно, тюрьма и ссылка просто сделала обоих предельно осторожными.
Ядринцеву принадлежит множество работ по этнографии Сибири XIX века, в которых четко показано отличие «русской народности на востоке», как он выражался, от европейских русских. Следует заметить, что в его время этнические формулировки были расплывчаты, и к разновидностям русских официальная наука относила и украинцев с беларусами. Поэтому рассуждения Ядринцева о русском субэтносе следует соотносить с особенностями его времени. При этом реальный этнографический материал, собранный в книге «Сибирь как колония», прямо таки вопиет, что во всех отношениях, от генетического до религиозного, старожилы имеют свои серьезные особенности, а поскольку край, как Ядринцев постоянно доказывает, экономически угнетается, они собственно и являются одним из угнетенных народов этого края (наряду с другими народами Сибири, конечно).
На мой взгляд, наиболее ценно то, что областники поставили важные регионалистские вопросы – колониального угнетения края и наличия в нем особого славянского народа. Однако с той ясностью и четкостью, как это сделали в то время украинские националисты, они ответов на эти вопросы не дали: возможно из-за давления на них парамарксистских установок («экономика всегда первична»), возможно, из-за их слабости и сломленности царскими тюрьмами. И эта расплывчатая позиция сибирской интеллигенции потом, когда наступило время сражаться за свободу в 1918-1922 годах, привела к тому, что в такой степени, как в Украине, сибирское национальное движение представлено в событиях не было, в результате и большевики этот фактор проигнорировали, Сибирской ССР не провозгласили и продолжали заселять край ссыльными и выходцами из Центральной России. Поэтому шанс на создание собственной нации, подобной украинской или белорусской, был сибирскими патриотами того времени упущен. Результаты этого мы во многом пожинаем и до сих пор.
Ближайший аналог той модели, которую пытались реализовать поздние областники – это Австралия. Тоже переселенческая колония, тоже место ссылки преступников, где, однако, сформировалось собственное национальное самосознание и, как следствие, была обретена автономия и фактическая независимость. Однако для реализации австралийской модели необходимы многочисленные предпосылки, которых у нас не было:
- Англосаксонский менталитет с приматом прав личности.
- Океанская удаленность от метрополии.
- Желание самой метрополии децентрализовать управление, так как Австралия и Канада получили автономию и независимость в составе Содружества «сверху», по решению британского парламента.
Тем не менее, исторический опыт получения славянскими государствами независимости от Российской империи есть – это Польша, Украина и Беларусь. Но чаще всего он был связан именно с борьбой за независимость, а не ожиданием постепенной автономизации, о чем мечтали сибирские областники XIX века. Однако нельзя утверждать, будто история кончилась. В Сибири, которая по-прежнему грабится и подавляется имперским «центром», со временем могут возникнуть и более радикальные движения. Сегодня Москва клеймит всех украинских патриотов как «бандеровцев». Может быть, будущих борцов за сибирскую независимость она назовет «потанинцами»?
Другие статьи автора:
- Распад имперской морали
- Далеко ли Сибирь от Силезии?
- Новостной обзор за неделю 22-28 февраля
- Новостной обзор за неделю 15-21 февраля
- Основы Рязанского суверенитета
- Возрождение диалектов – деконструкция империи
- Сибирская Федерация
- Перспективы сибирского шамана
- Калмыкия не хочет быть ремейком «ДНР»
- Славянские ручьи сольются в «русском мире»?
- Сибирь против обеих империй
- Возрождается Союз Объединения Сибири?
- Лекция о сибирском областничестве. Видео
- Новосибирск: как власть заимствует технологию оппозиции
- После империи повсюду будут региональные языки + English
- Зелёное море тайги?
- Какой Казахстан нужен Сибири?
- Сибиряки.онлайн восстанавливают живую историю
- От «Единой России» к «Сибирскому Соглашению»?
- Столетие независимости Сибири
- Сибирь — своя собственная
- Соединённые Штаты Сибири
- Вольные тамбовские волки
- Угрожает ли Китай Сибири?
- Возрождение Донского казачества еще предстоит
- Сибирь и перестройка
- Сибирь и революция
- Союз Свободной Сибири
- Сибирский язык и сибирская политика
- Сибирский язык: как запрещали лингвистический эксперимент