Иллюстрация: персидский царь Ксеркс в фильме «300 спартанцев»
Двадцать два года – это очень много для любого диктатора. По мере его продвижения по шкале «прожорливого времени» (это выражение использовал Гораций в своей оде «Памятник») современники без устали подыскивают сравнения со все более грозными и отвратительными предшественниками. И чем глубже вгрызается диктатор в свое время, чем больше жертв оставляет он за своей спиной, тем глубже приходится забираться в историю. Историческая ценность таких сравнений приближается к нулю. Но эмоциональная только возрастает.
Незадолго до начала похода в Украину Путин несколько раз вносил изменения в ключевые исторические и политические документы Российской Федерации. Он показал, что в действительности важно только то, что сам он говорит и пишет, а основополагающий государственный документ даже не нужен. Все равно любой текст может быть переписан. Ведь защищают страну не бумажки и безликие институты, а лично он.
Чем больше диктатора отождествляют с его страной, тем горше такое сравнение для современников. Тем более что присвоенный себе Московским царством титул Третьего Рима дает русскому читателю плохо обозримое множество сюжетов, удивительно схожих с тем, что развертывается в настоящем. Приходится признать: именно обилие исторических параллелей – от Домициана до Ивана Грозного, от царя Николая Второго до императора Августа или даже до Ромула Августула – становится все менее познавательным. Чем ближе эпоха к своему неизбежному концу, тем более неодолимым становится желание подглядеть, что же написано в последней главе.
Этому любопытству мешает полуторастолетняя привычка к ёрничеству и фигам в кармане – все эти градоначальники щедринского города Глупова или жулики Ильфа и Пет рова, персонажи Козьмы Пруткова или Федора Достоевского, Владимира Войновича и Владимира Сорокина. Бешеный сардонический смех раздается из соцсетей и блогосферы по случаю каждого следующего провала путинской системы. Крымский мост рискует утонуть в русской смеховой культуре, так и не успев стать предметом трезвого обсуждения. Историческое событие словно вытряхивает саму возможность анализа, оставляя место только смеху со слезой.
И все же есть нейтральный исторический пример, образец и урок, к которому с каждым годом приникают миллионы школьников и студентов по всему миру, когда раскрывают «Историю» Геродота. Спасшийся от гибели историк взялся за свое сочинение, чтобы восстановить душевное равновесие. Тогда, правда, этих слов еще не знали. Но Геродот был уверен: как выживший в катаклизме, он просто обязан ответить на вопрос, как стало возможным, что правитель огромного персидского царства ухитрился уничтожить его своими руками, заодно разрушив жизнь десятков тысяч греков – соседей персов на анатолийском побережье Средиземноморья.
Поразительно, что через почти две с половиной тысячи лет поэт и философ Владимир Соловьев задастся в 1890 году тем же вопросом – применительно уже не к грекам, а к русским. И назовет имя того же владыки, что и Геродот, но использует его уже как символ, а не как обозначение исторического лица:
О Русь! в предвиденье высоком
Ты мыслью гордой занята;
Каким ты хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?
Именно с траекторией гибели царства Ксеркса Великого все больше с каждым днем совпадает траектория заката режима Владимира Путина. Даже в таких «мелочах», как преследование меньшинств и религиозные гонения, оба владыки выказывают поразительное сходство. Незадолго до начала подавления Украины Путин вводит законы, подавляющие распространение миноритарных языков Российской Федерации и вводит понятие «государствообразующего народа» с его единственным главным языком.
Незадолго до начала завоевания Греции Ксеркс запрещает подвластным ему народам отправлять собственные обряды и заставляет всех признать главенство бога Ахурамазды. Подобно тому как Ельцин и Путин подавляли Ичкерию-Чечню, Ксеркс, идя по стопам своего отца Дария, подавлял восстания вавилонян и египтян. И полки, которые пойдут на греков, будут составляться из завоеванных меньшинств. Точно так, как в Украину будут гнать бурят, тувинцев, дагестанцев – и как более бедных, и как более воинственных подданных. Подобно Крыму, Донецку и Луганску, частично поддавшихся путинской пропаганде, Ксерксу в его походе на Элладу помогали критяне, Фессалия и Аргос. Дипломатические усилия Ксеркса позволили отвлечь от помощи отечеству сицилийских греков, которым пришлось воевать с науськанным на Сицилию Карфагеном.
А чего стоят также мосты и понтонные переправы? Читатель Геродота трет глаза, когда даже здесь обнаруживает сходство. Хрестоматийный эпизод – полоумный царь заставляет своих воинов выпороть море за то, что стихия разрушила понтонную переправу. Но и добившись своего и даже построив мост для перехода из Малой Азии в Грецию, он вырыл могилу для большей части своего войска.
Ксеркс был суеверен. А суеверие бывает мелким, то есть имеющим чисто магическую природу. Убить соперника и завладеть его глазом, сделать кубок из его черепа или вот, как Ксеркс, присвоить чужих богов. Подавление Вавилонского царства сопровождалось разграблением храмов. Ксеркс велел перевезти в Персеполь золотую статую Мардука, бога-покровителя Вавилона. А другой правитель? В мечтах добраться до Киева он велел установить в непосредственной близости от Кремля статую киевского князя Владимира. Но истукан не помог – то ли обиделся на слишком низкий пьедестал, то ли просто оказался ненастоящим, непохожим. В общем, отказался дать санкцию на откровенное издевательство над историей.
Но – нет спойлерству! Читайте дальше Геродота, и вы увидите настоящую фата-моргану российской истории первой четверти XXI века.
Не нужно быть пророком, чтобы понять близость финала. Сколько бы этот финал ни длился, он, скорее всего, впишется в траекторию последних лет Ксеркса. Устранение Ксеркса даже трудно назвать заговором. Да и вообще, что такое «заговор»? Это всегда – спецоперация самого правителя. Вот царь окружает себя людьми по своему выбору. Чем дольше он сидит на троне, тем сильнее он должен бояться заговора. Чем вернее и ближе ему друзья, окружающие престол, и чем больше становится этих соратников, тем выше – нет, даже не вероятность, а глубина подготовки и осуществления заговора.
Домициан не зря говорил, что правителю приходится хуже всего: никто не верит, что заговор неминуем, до тех самых пор, пока не падешь под ударом заговорщика. Согласно Светонию, Домициана убили в тот самый момент, когда император читал записку о том, что вот прямо сейчас его убьет передавший ее телохранитель. Но вернемся к Ксерксу.
Казалось бы, кто может быть ближе родных детей. Рожаешь их для верности от разных женщин, как Одиссей какой-нибудь, чисто для самозащиты. Но и тут ничего не получается. Вот и в заговор против Ксеркса был замешан его младший сын Артаксеркс. К моменту гибели Ксеркса в 465 году до н.э. вследствие неудачной попытки захватить Грецию в Персии разразился голод. Доля жаждущих смерти царя многократно превысила долю тех, кто хотел бы видеть его у власти вечно.
И все-таки свои двадцать с хвостиком лет Ксеркс на персидском престоле удержался. Сменивший его сын Артаксеркс правил на двадцать лет дольше отца и даже стал свидетелем Пелопоннесской войны между Афинами и Спартой – теми славными государствами, которым удалось объединить усилия и погубить войско Ксеркса.
А вопрос остается. И он тот же, что стоял перед Геродотом: как же это возможно, чтобы один в прошлом незаметный человек, окруженный по его произволу другими, ему подобными, всего за несколько лет оказался способен на разрушение обширной империи, сохранить и преумножить которую было его навязчивой идеей?
Оригинал — Rus.Postimees