Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили,
– писал Чаадаев в своих «Философических письмах», говоря о пресловутом особом историческом пути России. И если для либеральных западников эти строки стали фундаментом мировоззрения, то оппоненты от революционно-демократического движения народников пришли к прямо противоположным выводам. Русский пафос свободы («принципиально анархический», по замечанию Николая Бердяева) дал миру своеобразную идеологию общинного социализма – третьего «крестьянского» пути как альтернативу и либерализму, и марксизму.
Всю вторую половину девятнадцатого века дворянско-разночинная интеллигенция боролась с романовской империей. И, по верному замечанию Николая Бердяева, создала крайние формы анархизма и безгосударственный идеал:
Даже революционно-социалистическое направление, которое не было анархическим, не представляло себе, после торжества революции, взятие власти в свои руки и организации нового государства. Всегда было противоположение «мы» – интеллигенция, общество, народ, освободительное движение, и «они» – государство, империя, власть.
Говоря о русском анархизме, невозможно пройти мимо его ключевых фигур: социалиста Герцена, анархо-коллективиста Бакунина и анархо-коммуниста Кропоткина. Они – по праву отцы русского антиимперского движения, по сей день не понятые как либеральной, так и левой (коммунистической) оппозицией. Для либералов и марксистов они были чересчур славянофилами, сторонниками пресловутого «особого исторического пути»; для советских идеологов – пусть и идейными предшественниками, но «мелкобуржуазными» и «ненаучными». Но эти три фигуры – олицетворение «третьего крестьянского пути» между западным либерализмом и западным марксизмом; пути, так и не реализованного в ХХ столетии.
Американский историк Адам Улам в своей работе «Большевики» отмечает:
Русский социализм был направлен против российского самодержавия и западного либерализма. Две личности стоят у его истоков: Михаил Бакунин и Александр Герцен. Они наиболее полно определяют характер русского социализма: мучительный, раздираемый внутренними противоречиями в поисках компромиссного решения, в котором приступы отчаяния сменялись мессианской надеждой, что Россия, русские могли бы научить мир и указать путь к свободе и социальной справедливости.
Герцен, разочаровавшись в Западе и либерализме, увидел прообраз Иной России в архаичной крестьянской общине и в системе общинного землепользования. Бакунин – отчасти интуитивно – почувствовал революционный потенциал крестьянства, угнетаемого европеизированной дворянской корпорацией и голштинской династией. Анархический идеал «воли» и общинный идеал справедливости тесно сплелись в русском народническом социализме домарксистского периода. Вызов как самодержавной империи («татаро-германскому игу», по выражению Бакунина), так и западным идеям либеральной демократии и «научного коммунизма» был брошен двумя вольнодумцами-политэмигрантами.
Но если Герцен в принципе отрицал насилие во имя «прекрасной России будущего», то для Бакунина бунт – высшая ступень развития человека, а страсть разрушения – творческая страсть. В своих поздних письмах «К старому товарищу» Александр Иванович пророчески предупреждал:
насилием, террором распространяются религии и политики, утверждаются самодержавные империи и нераздельные республики, насилием можно разрушать и расчищать место – не больше. Петрограндизмом социальный переворот дальше каторжного равенства Гракха Бабефа и коммунистической барщины Кабе не пойдет.
Увы, это предостережение не было услышано последующими поколениями борцов с имперским самодержавием. Впрочем, не было услышано и предупреждение бунтаря Бакунина: если какой-нибудь народ попробует в своей стране осуществить марксистскую догму «диктатуры пролетариата», то это будет самая страшная тирания в истории человечества. Что ж, российская история ХХ века – тому наглядное подтверждение.
Российская Империя, по Бакунину, является историческим врагом русского народа. Она – империя «татаро-германская» и антирусская. Русский народ – народ анархический по своей природе, и его историческая миссия – зажечь в беспощадном бунте против враждебной ему Империи пожар мировой революции, которая уничтожит государство и угнетение во всемирном масштабе. Эта мессианская идея была позже взята на вооружение большевиками. Но свобода и социализм для Бакунина – неотделимы:
Свобода без социализма – привилегия для немногих. Социализм без свободы – рабство, скотство и животное состояние.
Что же, советское общество сполна познало «социализм без свободы», общество постсоветское – свободу как привилегию для немногих.
Бакунин, наверное, первым в России поднял вопрос о политическом федерализме как взаимодействии территориальных сообществ на основе равноправных, горизонтальных связей. Если петербуржские декабристы из Северного общества мечтали о создании «держав» в составе империи сверху, то федерализм анархистов мыслился как движение снизу. В качестве условно-идеализированного варианта федерации для того же Бакунина представлялись Швейцария и Соединенные Штаты. Но русский анархизм шел дальше и радикальнее, провозглашая право на одностороннюю сецессию территориального сообщества, без которого «конфедерация всегда будет лишь замаскированной централизацией». Правда, как показал опыт сталинской и брежневской Конституций, право на выход из союза может провозглашаться и отнюдь не замаскированной централизацией, а откровенно тоталитарной и с руководящей и направляющей ролью партии…
Третья ключевая фигура для идеологии русского анархизма – князь Петр Кропоткин. Если Бакунин был анархо-коллективистом и отрицал любые централизованные социальные организации в принципе (а «научный коммунизм» Маркса – отдельно и особенно), то Кропоткин уже анархо-коммунист. Попытка создать «научный анархизм» вела к заимствованию отдельных марксистских элементов в раннюю анархическую теорию. И если идейные предшественники полагали, что достаточно просто уничтожить государство как систему принуждения для безвластного справедливого общества, то Петр Алексеевич видел необходимость длительного эволюционного развития до реализации желаемого идеала. Основной субъект общества для Кропоткина – территориальная община граждан, находящаяся в равноправных отношениях с такими же общинами через органы самоуправления. В ходе такого взаимодействия между территориальными коммунами образуется уже экстерриториальное сообщество:
Социальная Коммуна организуется путем свободной группировки, которая разрушит стены и уничтожит границы. Возникнут миллионы коммун, но не территориальных, а готовых протянуть друг другу руки через реки, горные хребты, океаны, и объединить в одну единую и единородную семью «равных» всех индивидуумов, рассеянных по различным концам земного шара.
Проводя современные аналогии, анархо-коммунизм – это социальная сеть в офф-лайне без админов, модераторов и банов по IP. И при этом, в отличие от марксистов теоретик анархо-коммунизма отрицал необходимость централизации и диктатуры – хоть партийной, хоть государственной, хоть классовой. В августе 1917 года Кропоткин на Государственном совещании озвучивает идею создания федеративного государства на имперских (еще не совсем бывших – республика будет провозглашена официально лишь в сентябре!) пространствах; в 1917-1918 годах он – лидер Лиги Федералистов, первой и единственной федералистской партии в России ХХ века.
Идейными продолжателями русского анархизма можно считать народническое движение, от «Земли и воли» до партии социалистов-революционеров. Их идеалами были анархия и коллективизм, а в качестве перехода к ним – «мирское самоуправление», где каждая община-мiръ передавала правительству ту часть властных полномочий, которую сочтет нужным. Федералистские идеи в дореволюционной России развивались исключительно в леворадикальной среде, весьма далекой от буржуазного парламентаризма и либеральной демократии. И впервые Российская республика как республика ФЕДЕРАТИВНАЯ была провозглашена уже в 1918 году Учредительным Собранием, в котором преобладали народники-эсеры. Впрочем, разогнано Учредительное Собрание было большевиками и анархистами… С этого момента анархические и народнические теории перешли в сферу практической реализации, причем в условиях Гражданской войны с множеством противоборствующих сторон.
Анархистское движение стало частью крестьянской войны, «зеленого» движения, воевавшего за землю и волю – и против как красных, так и белых. За власть Советов и Советы без большевистской диктатуры! География той крестьянской войны обширна – кроме широко известного махновского движения на Донбассе и Приазовье и «антоновщины» в Тамбовской губернии было и «чапанное движение» Поволжья, и партизанщина за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке. И если «махновщина» от и до была чисто анархическим движением за «вольные безвластные Советы», то в иных очагах крестьянской войны идейный анархизм был одним из элементов в рамках крестьянской повстанческой демократии. Так, например, сибирское областничество – и «зеленое» движение в Сибири формировалось при влиянии идей сосланного в Томск Михаила Бакунина. В Центральной России, где в 1918 году было сильно влияние партии социалистов-революционеров, крестьянская самоорганизация совмещалась как с революционными народническими идеями, так и с вполне патриархальной православной архаикой. Так, в Спасском уезде Рязанской губернии сельский сход устроил своеобразный «импичмент» присланному епархией настоятелю прихода и избрал настоятеля нового; осенью 1918 года всенародно избранный настоятель Воскресенского храма села Дегтяное по приговору крестьянского схода отслужил молебен на начало крестьянского бунта против большевистской диктатуры – что в итоге стоило ему жизни…
Гражданская война, как известно, закончилась победой красных – после Кронштадского восстания с участием анархистов и Тамбовского восстания (идейно близкого к эсерам) большевики вынужденно пошли на перемирие с крестьянством. Советская власть на местах при этом до коллективизации была не полной – зачастую сельские Советы контролировались крестьянскими общинами, вызывая гнев и недовольство партийных чиновников ВКП(б). Только эпоха раскулачивания, Большого Террора и формирования сталинского тоталитаризма поставили точку в долгой истории идейного развития русского анархизма. Теоретик Петр Кропоткин к тому времени уже скончался, а практик Нестор Махно наблюдал развязку из Франции, где доживал последние годы своей недолгой, но насыщенной жизни. Герцена, Бакунина и Кропоткина советские коммунисты записали в свои идейные предшественники – их именем называли улицы, учебные заведения и станции метро, убрав их наиболее неудобные труды с критикой «научного коммунизма» в спецхраны. Непродолжительное возрождение политического анархизма и народничества произошло в годы Перестройки – но встающая с колен «тысячелетняя государственность» очень быстро поставила точку и на этот раз. Один из лидеров Конфедерации анархо-синдикалистов позднесоветского периода – ныне депутат от «Единой России», и вряд ли вспоминает о своих былых политических воззрениях…
Анархизм и выросшее из него народничество на протяжении последних полутора веков были, пожалуй, единственными в России идеологиями, отрицавшими централизацию и «вертикаль власти». Для анархистов и народников субъектом политической изменений был народ; культ государства, якобинская идея революции через государство была им чужда. Единственными идеологиями демократического федерализма были идеологии антиавторитарные, принципиально анархические.
Разумеется, путинская Россия – не романовская Империя. Но характер государства, подавляющего любую автономность общества и организованное самоуправление – не изменился. Отделение общества от государства, ликвидация политического имперского «крепостничества», децентрализация и федерализм – задачи, которые ставили Герцен, Бакунин и Кропоткин – актуальны и ныне. Политическая и экономическая автономия территориальных сообществ – та самая «демократия малых пространств», без которой не возможна демократия ни региональная, ни общероссийская. Децентрализация – условие того, чтобы ни одна из территориальных и политических корпораций (партии, регионы, парламент) не имела «контрольного пакета акций» государственной власти.
Актуальным остается взгляд русских анархистов на систему представительных органов. Парламент в традиционной либеральной демократии, являясь высшим органом законодательной власти, нередко может быть и оторван от общества, представлять интересы партий и межпартийных коалиций вместо интересов социальных групп и территориальных сообществ. В анархо-социалистических теориях представительная система формируется для решения межобщинных вопросов через делегирование снизу полномочий и представителей. На практике в современной отечественной истории такая система была с 1990 по 1993 годы – Съезд народных депутатов России. Тот самый Съезд, что включил в основные положения проекта Конституции «децентрализацию государственной власти» – и был разогнан в ходе госпереворота уже постсоветским, президентским самодержавием.
Российское общество, пережившее казарменный социализм и гангстерский неолиберализм за минувшее столетие, вновь подходит к выбору пути развития по мере исчерпания имперской «тысячелетней» государственности. И антиавторитарный, освободительный федерализм, анархический по своим истокам, вполне может стать «третьим путем» между свободой для немногих и животным существованием для большинства.
Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт
Другие статьи автора:
- Новый договор или «либеральный» ГКЧП?
- Кавалеры ордена Батыя
- QRепостная перезагрузка
- Алексей Навальный как зеркало раскола
- Псевдофедерализм эпохи «второй волны»
- Эта Рязанщина закончилась, давайте следующую!
- «Американский миф» постсоветской России
- Гражданская война памяти
- Закат эпохи
- Уроки былых революций
- Новое народничество
- Чего на самом деле хочет «глубинный народ», или крушение сурковского мифа
- Сумерки империи
- Злосчастная метрополия
- Вакцина от империи
- Путешествие из Москвы в Россию
- Политэкономия пандемии
- Возвращение в реальность
- Стены рухнут
- Вирус Короны
- Большой Брат Коронавируса
- Движение вспять
- Китеж-град глубинного народа
- Врожденная несменяемость. Краткий анамнез кремлевских фобий
- Российский федерализм как его не было
One Comment
Анатолий
По сибирским золотым приискам долгое время гуляла легенда, как его сиятельство князь Кропоткин у старателей в туалете прибрался. И даже «легендарная» фраза сохранилась: «Не стыдно убирать грязь, стыдно жить в грязи». Понятно, что апокриф, но это однозначно круче, чем «вишня Линкольна» или «слива Толстого».