Фото: флаг Соединенных Штатов Сибири и транспарант «Здесь вам не Москва» на новосибирской Монстрации, 2016
Россия любит думать о себе как о «великом континентальном монолите». Представление о стране как о едином теле — от Выборга до Тойохары (т.н. Южно-Сахалинск), сформированное где-то между сталинской географией и нефтяной логистикой, по-прежнему живёт в официальной риторике. Но стоит приглядеться к региональной истории XX века, чтобы понять: этот «монолит» треснул задолго до наших дней. Более того, он никогда не был цельным.
За фасадом имперского дискурса скрываются регионы, которые пытались — и, возможно, ещё попытаются — жить по-своему. Это не просто «провинции» (фактически – колонии Москвы), страдающие от централизации, а территории с собственной логикой, исторической памятью и — что важнее — опытом государственности.
Сегодня, на фоне затяжного кризиса «российской государственности», к этим попыткам стоит вернуться — не как к курьёзам истории, а как к прецедентам, способным обрести политическую актуальность. Сибирь, Урал и Дальний Восток — не «окраины», не «периферия», не «глубинка», а три региона, где в разное время уже существовали или проектировались отдельные республики. Это территории с опытом автономии, с памятью о своей субъектности и достаточным основанием вновь попробовать жить по своим правилам. В следующий раз — без Москвы.
Сегодня они могут выглядеть как забытые политические миражи. Но это — иллюзия. Опыт автономного управления, пусть и прерванный, оставил на этих территориях психологическую память. И она может быть институционально активирована — вопрос лишь в контексте.
Сибирь: федерация, которую отменили
В 1918 году Сибирь на короткое время стала независимой республикой. Без лишнего пафоса, но с правительством, армией, внешними связями и ощущением собственной субъектности. Возникшая на фоне распада Российской империи и провала большевистской мобилизации, Сибирская республика могла бы стать моделью федерации. Но не стала: Колчак ликвидировал формальные институты, Москва — память о них.
Примечательно другое: идея сибирской особости не умерла. Даже в эмиграции — в Харбине, Париже, Праге — сибирские интеллектуалы проектировали «Соединённые Штаты Сибири». Это была не утопия, а прагматичный поиск альтернативы имперскому центру. В 1990-е к этим идеям вернулись уже в экономическом ключе: лозунг «Хватит кормить Москву» стал манифестом региональных элит.
Уничтожение этого движения в постсоветский период не отменяет его логики. Оно лишь подтвердило: субъектность регионов несовместима с кремлевским гиперцентрализмом. Идея Сибири без Московии витала над картой Евразии, как радиосигнал из будущего: «Не исключена война СССР и Сибири». Проекты схлопнулись, но сибиряки продолжали говорить: мы были, и мы могли.
Урал: бухгалтерский индепендентизм
Уральская республика, провозглашённая Эдуардом Росселем в 1993 году, была не революцией, а счётом к оплате. Регион, дающий бюджету больше, чем получает, потребовал перераспределения. Это не был национализм, не был протест — это была попытка говорить с Москвой на языке экономики. Как всегда, Москва ответила силой.
Но Екатеринбург остался особым городом. Единственный мегаполис, где в XXI веке сохранялась культура протеста — от маршей в защиту Навального до сопротивления мобилизации и строительству церквей РПЦ на месте вырубленных парков. Это свидетельствует о сохранении субъектности, пусть и неформализованной. Урал привык к автономии — экономической, культурной, ментальной. Он не требует революции. Он требует диалога. Но Москва просто не умеет вести равноправный диалог с регионами, которые она привыкла считать покорными «колониями».
Дальний Восток: республика, признанная миром
Самым успешным эпизодом региональной государственности стала Дальневосточная Республика (1918–1923). С армией, валютой, дипломатией и международным признанием — США, Япония, Китай, а также Советская Россия признавали её как буфер, но фактически — как отдельный субъект.
С тех пор в регионе мало что изменилось, кроме вывесок. Владивосток ближе к Токио, чем к Москве — географически, логистически, ментально. Экономика региона давно интегрирована в азиатско-тихоокеанскую систему. Кремлёвская риторика здесь звучит как заокеанское эхо: любопытно, но неактуально.
Сегодня Дальний Восток снова ориентирован на Тихий океан. Экспорт — в КНР, Южную Корею, Японию. Связи с Сеулом крепче, чем с Москвой. Регион живёт в другой системе координат. У него есть опыт, ресурсы, инфраструктура. Осталось лишь признать: Москва — слишком далеко. И когда Кремль говорит о «Сибири как опоре», о «Дальнем Востоке как окне в Азию», он забывает: окна открываются наружу. А опора, если к ней не прислушиваются, превращается в самостоятельную башню.
Почему это снова важно
Сегодня мы видим, как инфраструктурное развитие, вопреки намерениям Москвы, не консолидирует страну, а вскрывает её внутренние различия. Новые дороги ведут не к Москве, а от неё. Университеты рождают не лояльных чиновников, а критически мыслящих предпринимателей. Чем больше федеральных вложений — тем явственнее осознание: регион может сам распоряжаться своим будущим.
Империи рушатся не от слабости, а когда логика «центра» вступает в конфликт с логикой «окраин». И в Московии-России этот конфликт уже идёт. Речь не о «сепаратизме», а о функциональном несовпадении: зачем Екатеринбургу Кремль, который ничего не понимает в экономике региона, но желает ею распоряжаться? Зачем Сибири московские указы, если она может торговать напрямую? Зачем Хабаровску столица, которая значительно дальше Сеула?
Политика памяти
Москва сто лет пыталась стереть память о региональной государственности. Но до конца ей это не удалось. Память — это не только документы и монументы. Это ещё и инфраструктура, ритм жизни, культурные различия. Они остались. И они растут.
Сибирь, Урал и Дальний Восток — не просто территории. Это будущие контуры новой Северной Евразии. Возможно, федерации. Возможно, конфедерации. Возможно, независимых государств. Но точно — не московской провинции.
История так называемой «Российской Федерации» — это забытая история регионов, которые снова и снова пробовали быть собой. Они проигрывали — но не исчезали. Потому что логика империи — конечна. А логика разнообразия — нет.
Не утопия, а прецедент
Дальний Восток, Сибирь, Урал — это не мифология. Это исторический опыт. Он был. Его вытравили. Но он остался в памяти. А память — это первый шаг к политике.
Когда Российская империя в её нынешнем виде падёт (а она падёт), это не станет катастрофой. Это станет шансом. Вопрос лишь в том, кто окажется готов.
Хабаровск, Новосибирск, Екатеринбург — сегодня это просто города. Завтра — возможно, столицы новых государств.
_____________________________________________________
Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт — https://t.me/regionexpert
Поддержите независимый регионалистский портал — https://gogetfunding.com/region-expert-readers-support
