Империи — как старые театральные костюмы: когда-то они блистали в свете рампы, шуршали тафтой по мраморному паркету истории. А теперь пылятся в кладовке — с дырками от моли и запахом нафталина. Всё, что им остаётся, — страдать по себе былым. Это и называется фантомными болями величия.
Да, в истории больших держав есть неизбежная глава — распад империи. И почти всегда за ней следует не триумфальное обновление, а болезненный период фантомных болей: утраченных колоний, рухнувших мифов о «миссии», чувства национального унижения и политической депрессии. Португалия, Нидерланды, Франция, Великобритания — всё это проходили. И все, кто не застрял в прошлом, сумели не только выжить, но и найти себя заново. Московии-России этот путь ещё только предстоит — если, конечно, она выберет путь развития, а не архаики.
Лиссабон: прогрессивная армия против империи
До 1974 года Португалия оставалась последним упрямым колониальным государством в Европе. Её диктатура цеплялась за империю вопреки экономике, здравому смыслу и воле самих колоний. В Анголе, Мозамбике и Гвинее-Бисау шли кровавые, бессмысленные войны, пожирая до 45% годового бюджета. В стране царили бедность, цензура, эмиграция и страх. Пока, наконец, солдаты не сказали: «Хватит». Революция Гвоздик — один из редких моментов, когда армия оказалась умнее министерства культуры.
«Цивилизационная миссия» оказалась крышкой гроба — не для Африки, а для самой метрополии. Португалия проиграла? Да. И в этом была её победа. Она перестала быть музеем бедности и застоя, превратилась в современную страну, где больше денег тратят на книги, чем на автоматы Калашникова.
Как только страна перестала воевать с географией, она вернулась к себе: вступила в ЕС, модернизировалась, стала модной. Сегодня Португалия — это фаду, океан, европейский уют. А не вонючий концлагерь в салазаровской пустыне.
Москва? Она всё ещё поёт «Вставай, страна огромная» и отправляет юношей умирать за руины Токмака. К сожалению, делает противоположный выбор. Сегодняшняя Московия-Россия — это в сотни раз намного более мерзкое и мракобесное имперское раковое образование нежели Португалия времён Каэтану, да еще и с ядерным оружием и TikTok-цензурой.
Амстердам: от Джакарты к стартапам
После Второй мировой войны Нидерланды утратили главное колониальное владение — Индонезию. Была и партизанская война, и кровь, и попытка вернуть былое. Но Гаага сдалась. Не из слабости, а из зрелости. И выиграла. Она потеряла «жемчужину», но, в отличие от одной восточной соседки, не поехала потом с бронепоездом по миру.
Голландцы отказались от образа колониального плантатора и выбрали путь профессора. Они не стали «великой нацией», зато стали нужными — миру, себе, своим детям.
Вместо попыток сохранить контроль над островами в Азии Амстердам стал европейской столицей стартапов, свобод и культуры. Университеты, агротехнологии, урбанистика — всё это стало новой идентичностью страны, у которой когда-то были флот, армия и губернаторы в Батавии. Голландия заменила колонии человеческим капиталом.
Москва теоретически могла бы пойти по такому пути. У неё есть талантливые люди, логистика, технопарки, даже достойные вузы. Но вместо «нового Амстердама» мы получаем реконструкцию колониального мышления — только не в Джакарте, а в Донецке. Пока Москва мечтает о «Новороссии» и «великой геополитике», Нидерланды создают вертикальные фермы, креативные хабы и продают IT-решения, а не идеологический неликвид.
Лондон: из империи — в индустрию влияния
Британская империя умерла не в Индии, а в Суэце. Когда США и СССР в 1956 году остановили британскую агрессию против Египта, стало ясно: «владычество морей» больше не работает. Суэцкий кризис стал шоком, но не параличом.
Британия переизобрела себя как глобального игрока, не нуждающегося в армиях. Лондон стал столицей мира по праву — по языку, университетам, финансам. Империя исчезла, но влияние — усилилось.
Что делает Московия-Россия? Возрождает ГУЛАГ, изгоняет университетских профессоров, экспортирует страх, но не идеи. Это не soft power. Это даже не власть. Это — распад.
Кремль строит образ будущего на сталинских парадах и гнилых телеграм-каналах. Надеясь, что «все боятся». Но боятся — не все. А вот смеются — уже многие.
Париж: не вернулся в Алжир, а построил Европу
Франция тоже прошла свой ад: алжирская война, десятки тысяч погибших, миллионы беженцев-пье-нуаров, теракты, политический кризис. Травму приняли, драму прожили, реформу провели. Париж не попытался «вернуть своё». Он пошёл в ЕС, в интеллектуальную дипломатию, в стиль.
Сегодня, когда вы говорите «Франция», вы думаете о культуре, еде, универсалах. А не о геноциде в африканских деревнях.
Именно Франция стала архитектором европейской интеграции, моделью культурной дипломатии и примером способности работать с травмой, а не мстить за неё. Да, не без проблем, но не без надежды.
России следовало бы взять пример: направить ресурсы на развитие регионов, а не на штурм соседей. Создавать смысл, а не репрессии. Превращать города в университетские и бизнес-хабы, а не в казармы. Но Московия ВСЕГДА превращает любое поражение в месть, любой вызов — в угрозу, любой шанс — в пытку. Москва продолжает жить в драме, не прожив её. Она не желает быть новой страной. Ей хочется быть древним проклятием.
Испания, Бельгия, Италия: маленькие трагедии — большие выводы
Испания потеряла Западную Сахару, Бельгия — Конго, Италия — Ливию. Все они сначала цеплялись за былое — и проигрывали. Но отказ от колониального прошлого в пользу гражданского общества у себя дома стал в конечном счёте выигрышной стратегией. Каждая сделала шаг назад, чтобы потом сделать два вперёд. Вместо имперского бреда — интенсивное внутреннее развитие. Именно поэтому они интегрировались, демократизировались и сегодня живут в XXI веке.
Имперская Московия же всё ещё живет эфемерным «величием», вместо того чтобы построить нормальную больницу в Тамбове или школу в Рязани, — бомбит украинские города. Потому что признать, что ты не нужен, — страшнее, чем умереть.
Москва — это не Рим. Это даже не Карфаген
Империи умирают дважды: сначала — политически, потом — морально. Москва, возможно, потеряла империю в 1991 году, но в голове всё ещё держит карту 1913-го (а может и 1860 или 1903, — мечты об Аляске, Маньчжурии, Корее, Хоккайдо, Калифорнии, Константинополе, Балканах и т.д. – также теперь «живее живых»). Именно поэтому она не живёт, а мстит. Не строит, а разрушает. Не ищет себя, а преследует других.
Империя сегодня — это как большой, но нелепый памятник на могиле СВОлочного убийцы. И Москва всё ещё не признала, что империя умерла. Она по-прежнему говорит о «геополитической катастрофе» и «возвращении земель».
И знаете, это уже не трагедия. Это — пошлость. Быть империей в XXI веке — всё равно что носить парик XVIII века и угрожать всем пушечными ядрами. В этом нет ни величия, ни стиля. Есть только позорный кринж.
Москва может выбрать путь Стамбула, Лиссабона, Вены, Лондона, Амстердама или Парижа. Но для этого ей нужно признать поражение. А значит — отказаться от иллюзий «славного прошлого» и научиться жить настоящим.
А если нет? Ну что ж. Тогда она закончит, как герой шекспировской трагедии: в одиночестве, с кинжалом в руках и горящим театром за спиной. Москва станет последним городом-призраком мёртвой империи. Бездумной, бессмысленной и безвкусной. Как сломанный реквизит в закрытой опере.
_____________________________________________________
Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт — https://t.me/regionexpert
Поддержите независимый регионалистский портал — https://gogetfunding.com/region-expert-readers-support
