Фото: после съемок фильма «Приключения Электроника». Главные герои с поклонницами, Одесская киностудия, 1980.
Беседа Регион.Эксперта с историком Василием Жарковым, навеянная культовыми фильмами нашего детства
В. Штепа — Уважаемые зрители канала Регион.Эксперт, сегодня у нас 7 января, Рождество по Юлианскому календарю, но мы будем говорить не о религии. Рождество считается детским праздником, и мы поговорим о культовых детских фильмах наших школьных лет. Нашим собеседником будет историк, политолог, преподаватель Европейского гуманитарного университета в Вильнюсе Василий Жарков. Добрый день, Василий.
В. Жарков — Здравствуйте, Вадим.
В. Штепа — Мы с Василием эту тему уже обсуждали в соцсетях, но теперь хотелось бы поговорить более основательно. Накануне Перестройки вышли два культовых фильма «Приключения Электроника» и «Гостья из будущего». Можно сказать, что они во многом вдохновили наше перестроечное поколение, поскольку звали в будущее. Но потом, вместо «прекрасного далёка», в постсоветское время в России наступил провал в какую-то имперскую архаику со всякими духовными скрепами и так далее. Василий, в чём причина, на ваш взгляд, этого исторического срыва, когда вместо прогресса все вдруг заговорили о возрождении какого-то прошлого?
В. Жарков — Я, пожалуй, начну с с лирического отступления. Знаете, в финале фильма «Приключениz Электроника» звучит замечательная песня «Ты — человек». И один из куплетов там звучит так:
Теперь не доверяют, как прежде, чудесам.
На чудо не надейся, судьбой командуй сам!
И дальше припев:
Но ты – человек, ты и сильный, и смелый!
Своими руками судьбу свою делай,
Иди против ветра, на месте не стой,
Пойми, не бывает дороги простой!
Вот смотрите, между прочим, это абсолютно такой просвещенческий атеистический гимн. Мы понимаем с вами, что когда говорится «теперь не доверяют, как прежде, чудесам. На чудо не надейся» — это про бога, про то, что бога нет, и нужно делать свою судьбу самостоятельно. Нужно как-то пытаться строить свою жизнь не в опоре на какие-то сверхсилы, выдуманные человеческим умом, а что-то придумывать именно в опоре на себя.
И это, конечно, большая разница по сравнению с тем, что произошло буквально 10 лет спустя. Фильм был снят в 79-м году, а уже через 10 лет у нас везде начались проповеди, у нас начались религиозные «ренессансы», интеллигенция ринулась в церковь — это стало символом последующих 30 лет.
Там возникло несколько важных отрицаний. Верх отрицания — революция и ее смысл с точки зрения созидания. Ведь революция – это не только большевизм, а на самом деле и американская революция тоже лежит в основе американской демократии. Но именно в конце 80-х годов революция у нас была предана анафеме, была низведена до уровня чего-то очень плохого. Второе – это отрицание атеизма и вообще преклонение перед религией, которое очень быстро привело к расцвету мракобесия.
Я отлично помню, как в 1991 году мы поехали в школу на практику в Псковскую область и пытались очистить от хлама заброшенную церковь. Это была единственная деревянная церковь в тех местах. А местные жители боялись подать заявление о том, чтобы ее отдали им. Я долго рассказываю, но это интересно. И после того, как мы приехали летом 1991 года, они всё-таки решились, и церковь передали общине. Но организовывал это всё Пушкиногорский музей, который находился в Святогорском монастыре. И вот несколько лет спустя уже сама церковь выселила этот музей из их помещения. И он был выставлен просто на улицу, потому что церковь победила настолько, что уже тут должен быть монастырь, а не музей.
В. Штепа — Я вспоминаю совершенно похожую ситуацию в моей родной Карелии, на Валааме. Там ведь было после войны такое поселение, куда ссылали всех инвалидов, чтобы они не мелькали на улицах Москвы, Ленинграда и так далее. И они там уже в нескольких поколениях жили. Это было такое светское, гражданское поселение, монастыря еще в послевоенные годы не было. Но когда священники Московской патриархии приехали туда в начале 90-х, они заявили, что «здесь всё наше», и стали выселять с этого острова тех, кто там родился. Понимаете, да? Уже местных жителей.
Я хотел бы здесь, по ходу, задать вопрос. Ведь церковь, насколько я помню, в эпоху Перестройки, позиционировала себя как гонимую: «нас тут 70 лет преследовали» и так далее. Но потом что-то такое перещёлкнулось, и они стали агрессивной, имперской воинственной силой. Что же произошло?
В. Жарков — Во-первых, мне кажется, церковь действительно какое-то время была гонимой, но главное, что затем коммунисты изменили эту церковь под себя. Церковь фактически была пересобрана заново в годы войны, когда, как мы помним, Сталин собирал оставшихся иерархов по ссылкам и каторгам, по разным, так сказать, укромным местам, где они забились. И фактически церковь стала одним из приводных ремней этой тоталитарной власти. Тогда уже, в 40-е годы.
И, безусловно, мы с вами также не можем игнорировать тот факт, что большинство, ну, по крайней мере, значительная часть иерархов этой церкви были агентами КГБ. Это более-менее известно теперь (про Алексия II, который был патриархом, и про его преемника, и про других людей). Мы понимаем, что церковь находилась на службе советского государства, и продолжает находиться на службе государства постсоветского. Правда, я думаю, что это не так уж получилось у них, потому что церковь имеет ограниченную паству. Реально воцерковленных людей в России, на мой взгляд, не так много. Это показывает количество людей, приходящих на крестные ходы на Пасху и так далее.
Но тем не менее, это такой важный инструмент, и мы видим, как создают целые медиа-холдинги вокруг этого, например, «Царьград» и прочие структуры, которые ведут очень агрессивную пропаганду. Но на самом деле, мне кажется, КПД от этой пропаганды не так велик, как им хотелось бы, и я не думаю, что Россия станет каким-то «православным Ираном», как об этом говорят нам сейчас некоторые, вряд ли. Один уехавший журналист, еще находясь в России, шутил, что в каждом районе Москвы можно найти секс-шоп. Вот я живу в Литве, а вы — в Эстонии, в странах Балтии, и мы понимаем, что здесь это не так часто встречается, я вообще ни разу не видел. А, действительно, в России в любом микрорайоне вы найдете церковь и секс-шоп, интересно, куда больше люди ходят? В этом отношении я бы не преувеличивал значение нынешней религиозности, но они вкладываются в это, безусловно.
Я думаю, когда всё это рухнет, а мы же с вами понимаем, что это рухнет неизбежно, то большинство храмов просто снимут с довольствия, и их некому будет содержать. Сейчас они содержатся за государственный счёт. А когда выяснится, что их должны содержать прихожане, я думаю, что большинство просто закроется. Или там устроят, не знаю что. Я даже не буду фантазировать.
В. Штепа — Но мне все-таки интересен этот контраст. В 1920-30-е годы людей насильно делали атеистами, а сейчас маятник пошел в обратную сторону — их навязчиво пытаются сделать верующими. Но куда подевалось перестроечное чувство будущего, стремление к прогрессу? Я вижу, что сейчас в России о будущем совершенно ничего не говорится, футурология стала чуть ли не подпольной наукой. Власть и ее пропагандисты рассуждают только о прошлом, или о советском, или еще о дореволюционном. Почему в 90-е годы произошло такое переключение «регистра времени»? Почему от идеи прогресса отказались?
В. Жарков — Это очень хороший вопрос. Но я боюсь, что у меня нет на него четкого ответа. Я попытаюсь сформулировать свое понимание. Во-первых, советское просвещение носило все-таки довольно поверхностный характер, оно произошло в очень сжатые сроки. Культурная революция, которая у нас приходится на 1920-30-е годы, это, во-первых, время страшного насилия над большинством населения России и вообще стран бывшего СССР. Голодомор, коллективизация, массовые высылки и казни так называемых кулаков. Основная масса населения – крестьянство: с одной стороны им проводят ликбез, с другой стороны — их лишают земли, их лишают любимой коровы, их лишают всего. Многие вынуждены переехать в другую часть страны, потому что южан высылали на север, северян наоборот отправляли на юг. И вот это идет массовое переселение. Многие переселяются в города, и города они, кстати, ненавидят.
Я должен сказать, что главная форма сопротивления в советское время — это что? Это, извините меня, когда стали мочиться в парадных, писать ругательства в лифтах и так далее. Это такая форма сопротивления. Потому что крестьяне, которых массово переселяли в города, приучали к городской культуре, но они ее внутренне ненавидели, потому что воспринимали это как насилие по отношению к себе. Потому что их заставили кардинально изменить свой образ жизни. И их дети тоже наследовали эту травму. А потом из этой пост-крестьянской но недогородской среды выросли партийные функционеры. И это большая проблема. Когда они получили власть, они быстро решили отказаться от формальностей советской идеологии и пошли опять ставить свечки в храмы.
Но в советской идеологии переплетались тоталитарный и просвещенческий элементы. Даже в первом Совете народных комиссаров заседали вовсе не люмпены, а люди с университетским образованием.
В. Штепа — Ну да, Луначарский…
В. Жарков — А Ленин вообще был дворянином. Перестройка, кстати, начиналась как идея «возвращения к ленинским принципам», очищения всего этого просвещенческого, прогрессивного потенциала от сталинщины, от всего, что было связано с тоталитарным террором. Вот мы сейчас очистимся от одного и оставим другое. Но это не получилось, потому что люди изначально получали всё «пакетом» в 1920-1930-е годы – и просвещение, и тоталитаризм. Кстати говоря, даже антикоммунист Солженицын тогда предупреждал, что мы можем выплеснуть вместе с водой и ребенка. Это произошло ровно так.
Мы в перестроечные годы попытались отказаться от тоталитарного элемента, но он оказался гораздо более живуч, чем просвещенческий. Тоталитаризм остался, и мы видим его сейчас. А просвещения уже нет. Сейчас нет никакого понятия общего блага, нет никакого понятия будущего, нет никакого понятия прогресса — эти слова практически запрещены. Мы не слышим этих слов, потому что они как бы табуированы.
Да, еще знаете какое определение тогда сразу выпало? Это причем произошло как раз в 1992-м году, вместе с распадом СССР — резкое обрушение, очень резкое. И люди были заняты просто выживанием. А выражение социальная справедливость было просто выброшено и забыто. Когда люди вспоминали о социальной справедливости, им отвечали: «Ну ты — совок». Хотя социальная справедливость – это важное европейское понятие. Мы должны понимать, что без социальной справедливости невозможно современное европейское государство.
Но постсоветские россияне строили не современную Европу, а консервативную и авторитарную Европу 1930-х годов. Давайте вспомним еще один культовый фильм – это «Семнадцать мгновений весны». Он был снят в начале 70-х годов при поддержке КГБ СССР. И этот фильм является для нынешних властей образцом – это же времена их молодости. Вот как должен выглядеть европеец — как Штирлиц. Они себе такую Европу дома и построили.
В. Штепа – Наверное, этим как раз объясняется то, что раннему Путину имиджмейкеры усиленно создавали образ «Штирлица». Но вспомнился еще такой забавный момент. Сейчас, можно сказать, что толковых фильмов о будущем совершенно нет, вместо этого пытаются делать какие-то ремейки. Например, в прошлом году вышел фильм «Сто лет тому вперед» — захотели переснять «Гостью из будущего». Но на самом деле получилось лишь какое-то подражание голливудским сюжетам с их спецэффектами.
Тем не менее, мало кто заметил (а у меня вышла статья на эту тему), что в этом фильме фигура космического пирата Глота странным образом оказалась сатирой на Путина. Он там с голым торсом, как его прототип, хочет собрать все времена в кучу и править ими. Но его побеждают тем, что заставляют встретиться с самим собой из разных времен, и поэтому он аннигилируется. Может быть, выход из путинизма будет так же фантастически выглядеть, но тем не менее по эффекту будет вполне реальным. Как вы полагаете?
В. Жарков — Я думаю, во-первых, он действительно будет выглядеть самым непредсказуемым образом. И мы увидим это, безусловно. Но как это будет выглядеть, сейчас описать невозможно. Я думаю, что там будет много того, что нам сейчас покажется фантастическим. Это правда.
Этот фильм, о котором вы сказали, я не смотрел, но посмотрю – интересно, если там такой образ «зашит». Мне кажется, что эта система обречена именно потому, что нет образа будущего, и потому она абсолютно цепляется за разные сегменты прошлого: за Россию времен крепостного права, за Германию 1930-х годов, за что-то еще, за 70-е годы, но в таком формате без всего того, о чем мы сказали с вами.
Кстати говоря, в 90-е годы я был студентом и писал свою выпускную работу, которая была посвящена одному деятелю 17-го века в России. И, в частности, я установил, что он имел очень высокий, очень большой вес при дворе и после своей отставки с поста руководителя правительства. Почему? Потому что он все время находился при царе. Если посмотреть дворцовые разряды: журнал, где учитывались все поездки царя, и там указывались, кто с ним ехал — его фамилия стояла всегда первой после государя.. Неважно, сейчас не будем о нём даже вспоминать. Но тогда же, это был 96-й год, вышла книга Коржакова. Вы помните его воспоминания? Понятно, что это источник местами сомнительный, но при этом он чётко описал придворный быт при дворе Бориса Ельцина, который он не мог не знать, как раз эту сторону он хорошо знал. И совершенно ясно было, кто, условно говоря, с Ельциным ходит в баню, кто с ним там выпьет, кто будет к нему близок — тот и будет управлять страной, тот и будет ключевой фигурой. И этот эпизод для меня тогда стал очень важным, потому что я подумал: вот нам говорят о вестернизации России (тогда все боролись с этим и многие критиковали), а на самом деле вестернизации не происходит, происходит архаизация — и мы оказались в 17 веке.
Я тогда подумал (сидел в исторической библиотеке и задумался): прошло 300 с лишним лет, за это время были Петровские реформы, реформы Александра I, реформы Александра II, революция первая, революция вторая, потом вообще все смели и начали заново делать большевики и вот Перестройка, но теперь мы оказались опять в середине 17 века и находимся там до сих пор. Кстати, этот боярин стал самым крупным землевладельцем, угадайте когда? Когда его воспитанник Алексей Михайлович стал царем всея Руси. Через год он стал самым крупным землевладельцем. Представляете, Вадим? Но это же нам что-то говорит? Это ровно как и сейчас устроено, когда у нас фавориты получают самые лакомые куски собственности. И, кстати говоря, точно также, когда он умер, вся его собственность была передана обратно в казну. У него, правда, не было наследников, но, короче говоря, все точно так же легко исчезает, как и возникает — эти империи бизнеса тогда и сейчас.
В. Штепа — Хотелось бы тогда, учитывая что тематика нашего журнала регионалистская, немножко поговорить о возможных перспективах деимпериализации России. Потому что то, о чём вы рассказываете, — естественно, когда существует имперская вертикаль власти, она неизбежно будет связана с войнами, с диктатурой, с коррупцией, с придворными всякими делами и так далее. То есть, возможна ли, Василий, по-вашему, деимпериализация России? Я не говорю сейчас о каком-то брутальном распаде, хотя такой образ уже часто употребляется, но просто о том, чтобы регионы обрели свою политическую субъектность, и тогда они вполне между собой смогут договариваться, заключать различные договоры, федеративные, конфедеративные, какие угодно. Представляете ли вы такой вариант будущего, когда сами регионы будут определять, что им нужно, а что не нужно? Потому что в условиях имперского централизма никакого развития, никакого продвижения в будущее, на мой взгляд, не будет.
В. Жарков — Вадим, прежде чем говорить о деимпериализации, давайте поговорим о том, что такое Российская империя в новом ее издании. Это очень важно, потому что у нее есть метрополия. Эта метрополия территориально небольшая, но очень важная с точки зрения финансовых потоков и разницы в уровне жизни. Я говорю о Москве, которая фактически стала «внутренней заграницей» для окружающей России. Хотя все же Москва сейчас невероятно разрослась, частично даже захватила Московскую область, юго-запад Московской области практически стал тоже Москвой.
В. Штепа – Теперь городская черта Москвы проходит по границе Калужской области…
В. Жарков – Да, это полный абсурд, но тем не менее, показательно. Потому что, если вы не москвич… Я отлично помню в те же 90-е и позднее, в нулевые. Например, люди, приезжавшие из регионов России, даже русские, я уж не говорю о людях других национальностей, они иногда держали в кармане обратный билет, даже может быть липовый, чтобы показать, если их милиция задержит для проверки документов, а у них нет прописки московской, в принципе, это основание для ареста было. Сейчас я не знаю как, но при Лужкове это было именно так. И люди просто носили в кармане обратный билет или не попадались просто на глаза патрулям, потому что их могли задержать в собственной столице. Вадим, в собственной столице! Это как раз тогда один писатель латвийского происхождения, который жил в России, замечательно сказал: «а в Латвии русских не арестовывают в Риге». Понимаете, они могут ходить там спокойно. А если русский приехал из Рязани, например, у него есть шансы быть задержанным!
И, кстати говоря, для тех, кто переезжал из регионов последние 20-30 лет в Москву, а таких было очень много, это было сродни эмиграции. Фактически это, во-первых, переезд из третьего мира в первый. Так как уровень жизни Москвы и большинства регионов России радикально отличается. Уровень бюджетного финансирования – в разы. Если мы посмотрим на графики, которые нам Наталья Васильевна Зубаревич предлагает: такая вот башня, а дальше внизу что-то все ниже плинтуса. Это, значит, Москва и все остальные. Понимаете? Вот и все.
В. Штепа – Понятно. То, о чем вы рассказываете, что у человека должен быть обратный билет, иначе его в Москве задержат… Это показатель того, что эта система, эта империя очень хрупка на самом деле. То есть нельзя сказать, что это граждане одной страны.
В. Жарков — Конечно. Здесь важно понимать, что запрос на ту деимпериализацию, о которой вы говорите, есть в любом регионе России. Он выражается в ненависти к Москве и к москвичам. Потому что Москва и москвичи, это, в принципе, это что? Это колониальная администрация. Это, собственно, есть тот колониальный центр, который всем управляет и все себе стягивает в плане благ и богатств, а все остальные ходят, извините меня, с голым задом. И вот эти люди, они, конечно, ненавидят Москву. Неважно, кто они при этом — этнические, региональные: пусть это будет Тульская область, или это будет Карелия, или это будет Сибирь — неважно совершенно, это будут очевидно одинаковые чувства. Поэтому, конечно, если мы говорим о деимпериализации, мы должны изменить статус Москвы.
Москва, кстати, стала таким имперским центром именно в постсоветское время, во многом благодаря неолиберальной экономике. Потому что все финансовые ресурсы сконцентрированы в Москве: все банки, все главные офисы крупных компаний и так далее. Путин пытался хоть немножко как-то это диверсифицировать и отправил в Питер частично Газпром, насколько я знаю, он в Питере теперь прописан. Но это же полумера, это не решает общие проблемы. На самом деле нужно понимать, что доходы от полезных ископаемых должны получать прежде всего не москвичи и не питерцы, а те регионы, в которых эти полезные ископаемые добываются. Эти вещи очень важны. Раньше ведь что происходило? Мне рассказывали люди в регионах, в том же Ростове, где-то еще, как приходили крупные компании из Москвы и разоряли их местные бизнесы. Это происходило в нулевые годы.
В. Штепа – Или встраивали их в свои холдинги. То есть местный бизнес, который раньше платил налоги в своем регионе, его встроили в некий «федеральный холдинг» (я знаю массу примеров по разным регионам) и теперь он централизованно платит налоги Москве, а регионам ничего не остается.
В. Жарков — Конечно. И вот эту систему нужно будет обязательно демонтировать. Я сам москвич коренной, и должен вам сказать, что понимаю, что это ужасная несправедливость. Мы не можем строить никакое будущее на несправедливости. Хотя Москва, конечно, никуда не денется. Она все равно имеет богатую инфраструктуру, как любая бывшая колониальная столица. Посмотрите, Лондон, Париж — они же никуда не делись.
В. Штепа — Уже многие давно говорят, что если даже рассуждать о какой-то будущей федерации или конфедерации, то ее столица не должна быть в Москве. Мы можем посмотреть на известные мировые федерации. Те же Соединенные Штаты: там столица не в Нью-Йорке, а в относительно небольшом Вашингтоне; в Канаде – не в Монреале, а в Оттаве. В Бразилии вообще специальный маленький город построили для столицы – Бразилиа, так как там тоже был такой гиперцентрализм в Рио-де-Жанейро. По сути надо, чтобы не было этого гиперцентрализма, потому что когда один и тот же город является и политическим, и экономическим, и образовательным, и финансовым центром, то тогда вся остальная страна полностью проседает, то есть она в колонию просто превращается.
В. Жарков — Здесь еще важный момент. В Соединенных Штатах создали федеральный округ Колумбия, который, как известно, не является штатом. И вот это как раз очень важно, потому что США — федерация, каждый губернатор равен другому. И, соответственно, каждый губернатор занимает определенную политическую позицию. Он может быть республиканцем, может быть демократом. Так вот в чем проблема. Местный губернатор вас может поддержать. Губернатор — это сильная, на самом деле, очень сильная позиция в Штатах. Губернатор там это не то, что губернатор в России, он совершенно свободно избирается и никакой президент его не может отстранить или назначить. Соответственно, у него есть, например, свои внутренние войска. Например, вспомним ситуацию со сторонниками Трампа, когда они чуть не взяли Капитолий в 2021 году. Если бы это происходило в условно «республиканском» штате, еще неизвестно, как бы повернулись события. А здесь, поскольку это надпартийный округ – межпартийная конкуренция здесь уступает место общефедеральным интересам. Это очень важная идея.
И мне кажется, что если говорить о будущем столичном месте для России или для Российского Союза (не знаю, как будет называться эта страна) — это должна быть тоже такая территория, которая была бы не под контролем ни одного из регионов. Это тогда создаст баланс. Все регионы посылают туда своих представителей, но ни один регион не может иметь «контрольного пакета». Сейчас же у нас рассуждают: кто будет после Путина? Иногда говорят, мол, Собянин. Почему? Собянин, безусловно, в нынешней силовой иерархии не самую главную позицию занимает, но поскольку он мэр Москвы, в его руках огромные бюджетные ресурсы, и столица находится в Москве — это создает предпосылки для таких разговоров. Соответственно, в будущем этого желательно избегать. А Москва пусть останется не политической столицей, а этаким «Нью-Йорком», и здесь, в нашем приарктическом регионе Евразии — это получится самый северный Нью-Йорк в мире, наверное.
В. Штепа — Хорошо, Василий. Спасибо вам большое за интересную беседу. Будем надеяться, что деимпериализация этих северноевразийских пространств все-таки произойдет. И исторический маятник опять качнется «в правильную сторону». Люди вновь начнут рассуждать о проектах будущего, а не реконструировать всякое имперское прошлое.
В. Жарков — Вадим, я бы с вашего позволения, немножко добавил про фильм «Приключения Электроника». Он до сих пор остается культовым не только для нашего с вами поколения, но и для многих нынешних молодых людей, как ни удивительно. Потому что этот фильм действительно программировал всё то позитивное, что было в Перестройке.
Я возьму простой пример: там есть два случая массовых демонстраций. Сначала это в городе, где чинят часы – по фильму где-то в западной Европе, а на самом деле – это был Вильнюс, и вильнюсцы выходят на улицу. И мы понимаем, что буквально 10 лет спустя так и произошло. А другой эпизод, когда уже Электроник вернулся в школу, и там тоже все побежали — такая демонстрация. Фактически, фильм заканчивается демонстрацией.
Но даже не это главное. Смотрите, там есть эффект Агоры, когда люди собираются устраивать совет, совет равных. Сначала эта Агора происходит в гараже, где собрался узкий круг людей, друзей. Электроника обсуждают, будет ли он играть в хоккей или нет. Вторая агора — это уже на уровне класса, это уже шире, чем круг друзей, когда они решают, как будет петь Сыроежкин, который не может петь как Электроник, как они его спасут. И там такой важный эпизод: идею подает Кукушкина (она эпизодический герой, она даже отрицательный герой), но подает позитивную идею, которую все воспринимают. И третий эпизод Агоры — самый большой, когда уже Электроник находится в плену бандитов, идет совещание, собрались родители, школьные учителя, ученики — все вместе. И дальше там персонаж, которого зовут Чижиков (он самый маленький, самый такой смешной) высказывает какую-то идею, и все говорят: «Да, вот это правильно».
Это интересный пример того, как пытались через этот фильм провести идею республиканизма и Агоры, которая очень важна с точки зрения современности и современного политического устройства. Но сегодня этот момент полностью как бы уходит из нашего поля зрения. Потому что, если говорить о будущем российских регионов, о будущем России как таковой, то без этой Агоры, без этого равенства всех участников как на региональном уровне, так и на общенациональном, общефедеральном уровне, это нельзя не учитывать. Каждый должен иметь слово, потому что иногда человек второго ряда может высказать идею, которая всем понравится и всех спасет. Вот что, мне кажется, очень важным элементом в этом фильме представлено. И он, может быть, не совсем считывается всеми зрителями, но с другой стороны — это очень важная политическая идея, которую проводит, конечно, автор сценария, а он, между прочим, был одним из сотрудников идеологического отдела ЦК, и, кстати говоря, любимцем Александра Яковлева. Такой момент, мне кажется, очень важный для будущего. Наверное, его стоило бы тоже пытаться использовать как культурный код, который в наших руках есть, пытаться как-то реализовать его уже в масштабах российской политики.
В. Штепа — Ну что ж, спасибо за такой мощный, ударный эпилог. Мы как раз об этом и собирались поговорить в первую очередь, но, естественно, эти культовые фильмы выводят на самые разные темы обсуждений. Всего доброго, надеюсь, ещё пообщаемся.
_____________________________________________________
Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт — https://t.me/regionexpert
Поддержите независимый регионалистский портал — www.paypal.me /regionexpert
