6 октября в Институте политических исследований Тартуского университета при поддержке Академии Наук Эстонии прошла научная конференция на тему «Как нам изучать войны России?»
Разговор на конференции начался с призыва к честному аудиту того академического наследия, которое помешало большинству ученых и исследователей не только предугадать, но и принять во внимание в качестве серьезной возможности полномасштабную войну, которая развязала Россия против Украины. Военная интервенция РФ застала врасплох не только политиков многих стран, но и экспертов, которые многие годы после окончания холодной войны были уверены и в растущей взаимной зависимости между российской и европейскими экономиками, и в меняющейся функции границ – от разделительной к соединительной.
Многие специалисты-международники долгое время рассматривали так называемые пост-советские интеграционные процессы под эгидой России как аналог европейской интеграции. Сейчас на примере Беларуси мы видим, что «Союзное Государство» – это прежде всего военный проект, который позволяет втянуть режим Лукашенко в войну против Украины и разместить ядерное оружие еще ближе к потенциальным целям в Европе.
После 24 февраля 2022 года стало очевидно, что старые подходы надо пересматривать, причем радикально. Большинство ученых не только просмотрели агрессивный потенциал, заложенный в, казалось бы, невинных призывах к многополярности в исполнении российского руководства. Сюрпризом для многих оказалась и способность украинского общества и ВСУ эффективно противостоять агрессии. Все это означает существенные прорехи в исследовательской оптике, которая нуждается в ревизии.
Конференция показала: часть исследователей продолжает считать, что имеющийся научный инструментарий позволяет – при условии его корректного применения – объяснить причины войны и той жестокости со стороны агрессора, которой она сопровождается. Их логика фактически сводится к тому, что любое поведение может быть объяснено – а значит нормализировано – теми или иными причинами. Следовательно, девиантного поведения не существует: есть просто разные логики и рациональности.
Но есть и альтернативный подход – вместо установления причинно-следственных связей попытаться расшифровать ту «ментальную карту», которой руководствуются зачинщики войны в Кремле. Иными словами, мы не можем сказать, почему преступник стал таковым, но мы можем попытаться интерпретировать мир в его категориях. И здесь возможно несколько вариантов того аудита, который стоит на повестке дня.
Во-первых, руководство России никогда не действовало в логике национального государства в устоявшемся смысле этого слова. Культурный национализм, который необходим для построения национального государства, в России автоматически трансформируется в имперскость на том основании, что миллионы русскоязычных живут за пределами национальной юрисдикции. В итоге Россия превратилась в страну без границ в том смысле, что она не полностью контролирует аннексированные украинские территории, и эта аннексия не признается международным сообществом.
Во-вторых, ссылаясь на Сергея Медведева, можно утверждать, что российское государство – это не инструмент управления, а оживший Левиафан со всеми его монструозными чертами и атрибутами. Функция этого российского Левиафана – присваивать, а не администрировать. Именно так российское государство присваивает время (через политику памяти и прославление истории), пространство (через создание «серых зон» с двусмысленным статусом типа Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья, ЛНР и ДНР) и, наконец, тела людей (через их отправку на фронт или, в случае отказа, в тюрьмы).
В-третьих, исходя из сказанного выше, нам следует более критично относиться к переносу западных терминов на российскую почву. «Русский мир» — это не та «мягкая сила» притягательности, о которой писал Джозеф Най, а прежде всего инструмент экспансии и трансгрессии. Когда Россия говорит о международном регионализме, она имеет в виду отнюдь не проекты регионостроительства, как в Европе, а предотвращение присутствия так называемых «внерегиональных держав» — прежде всего США – в том или ином качестве в так называемом «ближнем зарубежье». «Права человека» для Путина – это преимущественно способ в очередной раз посетовать на «дискриминацию» русскоязычных в странах Балтии, а международная демократия – это свобода рук и безнаказанность во внешней политике.
В-четвертых, нужно отказаться от поиска долгосрочного — стратегического или идеологического — плана в Кремле. Эпоха «больших текстов», как нам давно рассказали постмодернисты, закончилась, и Путин это хорошо иллюстрирует. Его власть перформативна, то есть базируется не на глубоко укорененных представлениях об идентичности или устойчивых политических моделях, а на конкретных актах демонстрации силы, рассчитанных на определенную аудиторию. В этом смысле глубоко перформативной была сцена обсуждения политики в отношении Украины на заседании Совета безопасности за несколько дней до начала полномасштабного вторжения в Украину с заикающимся и явно дезориентированным главой службы внешней разведки Сергеем Нарышкиным. Перформативно выглядели и публичные заявки на власть – например, в исполнении Евгения Пригожина. Эти два эпизода, взятые в качестве примеров, хорошо иллюстрируют уровень неопределенности и двусмысленности, прямо вписанных в саму властную конструкцию и «ткань» путинского режима.
В итоге, применяя менее традиционные исследовательские приемы, мы видим совершенно другую Россию, гораздо менее сопоставимую по большинству параметров со странами Европы. Мы не можем дать точного ответа на вопрос, почему Россия предпочла сначала имитацию Европы, а потом дистанцирование от нее вместо партнерства и интеграции. Зато мы можем показать и описать, как Россия прошла эту траекторию, которую многие предпочитали не видеть и которую со всей ясностью высветила война против Украины.
_____________________________________________________
Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт — https://t.me/regionexpert
Поддержите независимый регионалистский портал — www.paypal.me /regionexpert
Crypto — 199mm5dMHKPRHPNUBJoixTnKWzgK9VFuAS
