Каталонца Эктора Алос-и-Фонта (Hèctor Alòs i Font) нередко называют «первым и единственным чувашским социолингвистом». Выпускник университета Барселоны, уже несколько лет он живет в Чебоксарах и изучает языковую ситуацию в Чувашии.
– Эктор, у Вас очень оригинальная биография. Наверное, Вас часто спрашивают о ней, но все же расскажите еще раз о себе и о том, как Вы оказались в Чувашии.
– По первому образованию я программист, долгое время работал по специальности. При этом уже очень давно я интересуюсь языковой ситуацией в мире. Более 20 лет я читал работы, посвященные этой теме, и в конце концов решил получить второе образование по специальности «лингвистика». Во время учебы я попал в Чувашию на мероприятие, организованное местными эсперантистами. Тогда меня заинтересовала языковая ситуация в России, о которой за рубежом знают крайне мало.
Вскоре я начал вести предмет «Языковая политика» в университете Барселоны, но не перестал ездить в Чувашию. Во время одной из поездок познакомился со своей будущей женой, а затем переехал сюда. Сначала я работал на факультете иностранных языков в ЧГПУ имени Яковлева лектором – специалистом по французской и испанской культуре. Сейчас работаю в ЧГИГН в отделе социологии по своей специальности – социолингвистике. Изучаю ситуацию, в которой находится чувашский язык.
– В каком состоянии Вы его застали?
– Самым странным для меня оказалось то, что чувашский язык имеет статус государственного, но на практике не является таковым. Это меня поразило. Конечно, есть языки, положение которых гораздо хуже, чем у чувашского. Но ведь есть и региональные языки, ситуация с которыми на порядок лучше. Что необычно: языки, состояние которых хуже, не являются государственными, у них почти не бывает поддержки со стороны властей. В Чувашии в принципе существует господдержка чувашского, но она имеет нулевую эффективность. Именно поэтому я заинтересовался не только языковой ситуацией (очевидно, что она плохая), но и языковой политикой – чтобы понять, почему так происходит.
– Когда говоришь чебоксарцам, что судьба чувашского языка вызывает опасения, они обычно это отрицают. Давайте поясним, что Вы имеете в виду, утверждая, что «чувашский язык находится в плохом состоянии».
– Плохое состояние – это, например, тот факт, что многие чуваши не знают своего языка. Это происходит потому, что люди, живущие в городе, говорят с детьми в основном по-русски. Почему это так – надо изучать. В Чувашии 62 процента населения живут в городах. 80 процентов горожан Чувашии живут в Чебоксарах и Новочебоксарске, и эта доля растет. Большинство городского населения составляют чуваши. При этом нет ни одного ребенка в городских школах, который учился бы на чувашском. Ни одного. Это ненормально.
Во всем мире горожане выступают в качестве референтной группы: их поведение является образцом для подражания со стороны сельских жителей. Следовательно, зная психологию городских чувашей, мы можем предсказать поведение всех чувашей. В том числе это справедливо и для чувашей из диаспоры, так как для них чуваши из Чувашии являются референтной группой.
– Разве в Западной Европе дело обстоит иначе?
– В других государствах Европы есть ряд регионов, где местные языки имеют статус официальных. Например, в Испании это Каталония, Валенсия, Балеарские острова, Страна Басков, Галисия, в Великобритании – Уэльс, в Италии – Южный Тироль, Валле-д’Аоста. В этих регионах многие дети учатся на региональном языке, и год от года их становится все больше. А здесь все наоборот.
В Западной Европе тоже есть разница в использовании региональных языков между городскими и сельскими жителями: в деревне на этих языках говорят хорошо, в городе – хуже. Этот разрыв существует, наверное, везде, но нигде он не достигает таких масштабов, как в Чувашии – я, по крайней мере, ничего подобного не видел.
Еще один важный момент – в других странах инициативы по развитию региональных языков нередко берут в свои руки сами граждане. А в России и, в том числе, в Чувашии гражданское общество очень слабо развито.
– Это отдельный вопрос: в какой степени, на Ваш взгляд, ответственность за сложившуюся языковую ситуацию несет общество, а в какой – государство?
– Конечно, в том, что все сложилось так, как есть, виноваты и те, и другие. По-моему, очевидно, что государство не имеет серьезной заинтересованности в решении проблем региональных языков в России. С другой стороны, я удивлен, что интеллигенция бездействует и фактически не занимается этими делами.
Я каталонец, а каталанский язык в течение десятилетий находился под запретом. Но гражданское общество самоорганизовывалось, создавало кружки, если в школах не было возможности обучать детей на каталанском. Даже в каталоноговорящей части Франции, где каталанский не был запрещен, но не имел никакой господдержки, создавались частные школы с обучением на каталанском. Это было сделано на деньги местных каталонцев. В Чувашии нет ни одного языкового кружка вне школ.
– Хорошо, представим, что государство и, в частности, власти Чувашской Республики прислушались к мнению социолингвистов. Какой комплекс мер, помимо создания школ с обучением на чувашском, стоило бы предпринять именно государственным структурам?
– Прежде всего, надо иметь в виду, что изменения должны быть постепенными, революционный подход здесь неуместен. Да, мы хотим сделать многое, но наши шаги нужно хорошо планировать: начиная сейчас, нужно понимать, что мы хотим иметь через 20-30 лет.
Динамика ситуации с чувашским языком очень плохая. Язык теряется, это очевидно, это легко можно доказать, имея на руках статистические данные. Но, с другой стороны, пока есть миллион человек, которые говорят по-чувашски. По крайней мере половина населения Чувашии владеет чувашским. Это очень хороший показатель, потому что носители региональных языков часто являются меньшинством в своих регионах. А в Чувашии пока можно найти госслужащих, говорящих на чувашском, и учителей, которые могут его преподавать. У нас есть большое преимущество, но через одно поколение его уже не будет.
Еще раз подчеркну: начинать изменения надо уже сейчас. Нужно постепенно внедрить обучение на чувашском в школах. Да и сам язык должен преподаваться в школе на должном уровне, а сейчас этого нет. Кроме того, надо информировать население об огромном преимуществе двуязычия. В Чувашии такого знания не существует. Даже учителя чувашского не знают о большом когнитивном преимуществе детей, говорящих на двух языках.
– У нас распространено скорее обратное мнение, согласно которому, если ребенок активно изучает чувашский, значит, он хуже будет знать русский. Кроме того, русское население Чувашии, довольно многочисленное, считает чувашский язык чужим для себя, а следовательно, ненужным. Как с этим быть?
– Именно поэтому надо делать все постепенно. В начале 1980-х годов, когда начинались перемены в Стране Басков, появилась возможность выбора языка обучения школьников: только на испанском, на испанском и на баскском или только на баскском языке. Как предметы в школе изучались и испанский, и баскский, но язык обучения можно было выбрать (сейчас ситуация такая же). 30 лет назад подавляющее большинство родителей – около 80 процентов – предпочитали обучение чисто на испанском, потому что не было ясно, зачем нужно обучение на баскском. Но постепенно стало очевидно, что дети, которые получают образование на баскском, имеют лучшую успеваемость по всем предметам, в том числе по испанскому языку.
Через 30 лет ситуация коренным образом изменилась. Подавляющее большинство населения Страны Басков предпочитает, чтобы их дети обучались по-баскски, либо по-баскски и по-испански. Только около 10 процентов выбирают обучение лишь на испанском. И даже среди людей испанского происхождения большинство хочет учиться на баскском. Сейчас все понимают, что знать региональный язык необходимо, ведь за 30 лет он значительно укрепил свои позиции в обществе. При этом те, кто учился в школе на баскском, не имеют проблем и с испанским, так как часто говорят на нем в повседневной жизни. А дети, учившиеся на испанском языке, очень плохо знают баскский. Такое развитие событий можно представить и в Чувашии, только на месте испанского языка будет русский, а на месте баскского – чувашский.
– Правильно ли говорить, что языковой политики в нашей республике практически не существует?
– Да, ее практически нет. Или, точнее, отсутствие действий – это тоже политика.
– Что, в таком случае, может сделать гражданское общество, если допустить, что оно проявит себя?
– Во-первых, должен отметить, что мне как иностранцу кажется странной ситуация в России, когда во главу угла ставится проблема утери национального чувства. Утеря языка воспринимается как второстепенный вопрос. Между тем, по данным ученых, люди, которые говорят по-чувашски, никогда не теряют национального самосознания. Если чуваши считают, что для них важнее всего не потерять свою национальность, то в первую очередь они должны сохранить язык. Чуваш, который становится русским, перед этим теряет язык. Язык – это ядро национальности.
Нужно создать возможности для передачи языка в семье, от старшего поколения к младшему. Задача номер один – сделать так, чтобы городские чуваши начали говорить по-чувашски с детьми и внуками. Кроме того, если нет возможности для создания школ с обучением на чувашском, нужно создать среду (например, кружки), где маленькие дети могли бы говорить по-чувашски. В чувашских городах есть семьи, которые говорят с детьми по-чувашски, хотя их очень мало, но проблема в том, что целый день вне дома эти дети общаются на русском и только на русском. К моменту поступления в университет у них уже не будет знания чувашского, чтобы, например, поступить на специальность «чувашская филология». Если изучить происхождение специалистов по чувашскому языку, то только один из 15 родился в городе.
Еще одна проблема – качество владения языком. Горожане, которые в принципе владеют чувашским, постоянно общаются на русском. Поэтому они не имеют достаточной практики, чтобы говорить по-чувашски стилистически неограниченно. У них есть знания только для того, чтобы общаться в семье, но не для того, чтобы рассуждать об общественных проблемах, об истории, о науке. Для этого у них не хватает лексики, появляется неспособность выразить мысль. Следовательно, снижается качество лексики, синтаксиса и морфологии.
Далее, дети в Чувашии три часа в неделю изучают чувашский язык. Но у школьников нет никакой тренировки письма на хорошем литературном чувашском языке. Максимум, что они делают, – это тренируют понимание и немного – говорение. Сейчас нет никаких условий для рождения городской чувашской интеллигенции, потому что нет чувашеязычных школ. И государство не делает или не хочет делать ничего для того, чтобы изменить ситуацию.
– Среди наших сограждан распространено убеждение, что нужно говорить на том языке, на котором удобно говорить, и если какой-то язык вымирает, нет нужды его спасать. Какие доводы могут выдвинуть социолингвисты, чтобы опровергнуть это мнение?
– Сохранение языков важно по разным причинам. Во всем мире преимущество детей, которые изучают несколько языков, становится все более очевидным. При этом создать двуязычное обучение на русском и чувашском в сто раз проще, чем на русском и английском, потому в Чувашии очень сложно найти людей, которые свободно говорят по-английски и могут хорошо преподавать этот язык.
В Каталонии и Стране Басков имеется огромный опыт двуязычного обучения на испанском и региональном языке, и сейчас мы пытаемся добавить в систему образования третий язык – английский – как еще один язык обучения. Это очень трудно. Но только опыт, уже проведенный с региональным языком, позволяет это сделать. В Чувашии есть возможность повторить этот опыт.
– Почему лично Вы заинтересованы в выживании чувашского языка?
– Я тоже принадлежу к национальному меньшинству, и я хочу, чтобы традиции моего народа выжили. Это не означает, что традиции должны консервироваться, эволюция необходима. Но язык для меня – это особенная часть традиции, с которой я всегда жил. Поэтому я уважаю все языки.
Оригинал – Ирĕклĕ Сăмах
