Бывая в регионах, я часто спрашиваю людей: «Где ты живешь?» И люди, чуток подумав, отвечают: «Я живу в лучшем городе мира». «Я живу на улице Ленина, дом 52, квартира 94». «Я живу в грязной дырище и мечтаю отсюда уехать». «Я живу на Урале», и так далее.
Казалось бы, ерунда. Какая разница, где ты живешь? Не знаем, кто мы – азиаты или европейцы, южане-северяне – ну и пёс с ним. Русская идентичность как идея, как дискурс, затёрта и мифологизирована до банальности. Но у этой проблемы есть одно практическое следствие: у русского человека очень тяжелые взаимоотношения с местом своего обитания. И это слишком многое определяет в нашей повседневной жизни. Начиная с внешнего облика наших городов и заканчивая уровнем инфляции.
Россияне глубоко аспатиальны. Аспатиальность – это пониженная реакция культуры на пространство, в частности, на расстояния, границы и место.
Примеры для наглядности.
Реакция на расстояния. Несколько лет назад, работая над программой развития Перми, проводили опрос среди москвичей: «как вы думаете, в скольких километрах от Москвы находятся Пермь и (для сравнения) Рязань?». Рязань респонденты размещали, конечно, ближе, чем Пермь, но в обоих случаях расстояния этих городов до Москвы назывались в два раза большие, чем на самом деле.
Городничий в «Ревизоре» говорит: «Из нашего города в какую сторону ни скачи, три дня никуда не доскачешь». И это не просто констатация факта. Это культуроформирующий фактор. Руководство к (без)действию.
Реакция на границы. «Из-за равнодушия к границам россияне вполне отдаются тем рубежам, которые устанавливает для них государство, и безропотно адресуют свой местный патриотизм тем губерниям, областям или краям, которые выкраивают на карте российские власти», – пишет наш выдающийся географ Леонид Смирнягин.
Реакция на место. «Мой адрес не дом и не улица. Мой адрес – Советский Союз». Вот она, кристальной чистоты и простоты формула. Национальная идея в формате шлягера. Начинается, как положено, с отрицания. (Отрицание отвергает размышление.)
Всё это точно подытожил Николай Бердяев: «Русская душа ушиблена ширью». Получается странная инверсия: чем необъятней наша страна, тем меньше каждый из нас ценит это пространство и считает своим. Чем шире простор, тем ближе к телу пролегает граница между «моим» и чужим». У нас «моё» заканчивается, как только мы выходим за дверь своей квартиры. А там, за дверью, начинается «не моё» – подъезд, двор, улица, поликлиника, автобусная остановка, город…
Едешь по Приморскому краю, вдоль Японского моря, например, из Большого Камня в Находку, а за окном – фантастическое кино. Невероятной красоты скалистые прибрежные бухты перемежаются поселками с покосившимися заборами, брошенными военными городками с черными, выбитыми оконными рамами, строительные бараки времен комсомольских строек, в которых до сих пор живут. Всё, что рукотворно – всё как-то нарочито уродливо. Можно подумать, что это осознанное архитектурное юродство: чем безобразней мы живем, тем сильнее подчеркиваем красоту первозданной природы.
Не понимая, «кто мы», люди не понимают, зачем им все эти просторы, что с ними делать?
А территориальная идентичность, напротив – это чувство социальной общности, поводом для солидарности в котором выступает место жизни. Более просто – это чувство землячества. Это чувство имеет «матрёшечную» структуру. Каждый из нас является носителем нескольких территориальных идентичностей – как минимум, национальной (российской), субнациональной (сибиряк, кавказец, уралец, волжанин, южанин), региональной (скажем, житель Псковской области) и местной или городской (петербуржец, ростовчанин, костромич). Каждая из этих составляющих имеет для нас разную степень важности.
Вот почему так важно спрашивать «где ты живешь?» Потому что ответ на этот вопрос определяет, к какому географическому уровню привязано у человека его патриотическое чувство. На карте какого масштаба искать «самостоянье человека и всё величие его»? Поскольку, на каком уровне живёт чувство родины, на том уровне у человека больше мотивация что-то реально менять вокруг себя в соответствии со своими представлениями. Там ему не всё равно. Там он политически активнее. Экономически активнее. Культурно активнее.
Есть и ещё одна, и как мне кажется, более важная тема. Помимо «матрёшки» местных идентичностей, россияне обладают множеством других идентичностей – национальной, религиозной, социальной, возрастной, гендерной и многим другими. И как ни печально, самые важные из них являются сегодня конфликтными, то есть, разделяющими людей, а не объединяющими. Россию не назовешь сегодня страной братских народов (если только иронизируя). Россию нельзя назвать христианской страной. Россию нельзя назвать богатой страной (по разрыву между доходами богатых и бедных мы на одном из первых мест в мире). Её нельзя назвать однозначно ни европейской, ни азиатской. Ни одна из этих идентичностей не может быть платформой, отталкиваясь от которой можно было бы искать российскую национальную идею (еще одно неизбывное увлечение российской интеллигенции) и стратегию развития страны.
А вот территориальная идентичность как раз могла бы стать такой платформой. «Каждый кулик хвалит своё болото» – разве это плохая национальная идея для России? В России 1100 городов, и все они по-своему уникальны, разнообразны и удивительны. Именно эта идентичность у нас в стране сейчас на подъеме, что называется. В большинстве регионов идёт бум местного самосознания, и особенно среди молодежи. Повсеместно снимаются разнообразные видеоролики с общей идеей «наш город крут». Эти ролики (многие – в стиле рэп) очень просты по исполнению, технические средства их съёмки все более доступны. Трое-четверо подростков могут сделать такую штуку за один день, и в этот же день разместить ее в YouTube. Уже на следующее утро ролик расползается по всему региону, и дальше – по всей стране. Предприниматели подхватывают и запускают маркетинговые проекты «Покупай N-ское!». В десятках городов запускаются общественные и бизнес-проекты по поиску, формированию городского бренда. И отрефлексированные представления о местной идентичности здесь оказываются очень полезными.
Вот и прекрасно! «Россия – страна тысячи городов» – это было бы превосходной национальной идеей, после чего сразу же во многом становилась бы ясной и понятной стратегия развития страны хотя бы лет на десять-пятнадцать вперед. Города впитывают в себя всё лучшее и все худшее, что есть в культуре народа. Города – это сгустки местной идентичности. Не товары, люди или события, а именно российские города – это лучшие бренды России.
