«Дальний Восток» или Республики Тихоокеанского побережья?

Дальний Восток… При этих словах возникают определённые, но различные ассоциации. Для «центральных областей России» это Владивосток с Тихоокеанским флотом, икра,  крабы… То есть, повод для «патриотической гордости», символ имперской мощи плюс потребительский ресурс для желудка. Короче, типично колониальный подход.

Вообще, при словах «Дальний Восток» сразу должен возникать вопрос: Дальний Восток чего? Для европейца ответ очевиден: Дальний (от него) Восток Азии. Для американца это, правда, наоборот: Ближний Запад Азии. Но «россиянин» знать ничего не знает про это. Если ему сказать, что в понятие Дальнего Востока традиционно входят Китай, Япония, Корея, Филиппины, то он, в лучшем случае, недоумённо вытаращится. Он знает лишь про «Дальний Восток России».

То есть, Дальний Восток для него выступает только приложением к империи. Он ориентирован только относительно центра империи, поэтому восток. Он дальше всех восточных земель империи от её центра, следовательно, он дальний. Всё, этимология крайне незамысловата.

Итак, даже географическая номенклатура в империи такова, что полностью завязана на централистские представления о государственном устройстве.

Следовательно, невозможно преодолеть имперские стереотипы без того, чтобы не преодолеть навязанные империей представления о пространстве. «Дальний Восток» – одно из таких представлений. К слову, «Дальний Восток Азии» – из аналогичной серии евроцентристских, колониальных стереотипов. Без отказа от самого понятия «Дальний Восток» применительно к России вообще сложно ожидать от Тихоокеанских территорий какого-то развития. В качестве «Дальнего Востока» они всегда будут служить лишь бесплатным приложением к имперской мощи, средством её поднятия.

Ну, а если так, то может ли быть своя цель у «Дальнего Востока»? Её нет, и это показывает развернувшееся с начала 1990-х обезлюдение этих регионов. В «независимой РФ» иерархия территорий стала выражаться гораздо явственнее, чем в СССР/РСФСР. Раз это «Дальний Восток империи», а его жители – граждане империи, то проще выехать в метрополию, чем развивать что-то у себя внутри. Люди бегут с «Дальнего Востока» именно потому, что он дальний во всех смыслах, особенно в бюджетном. На территориях, где в 1989 году проживало более 8 миллионов человек, сейчас живут едва 6.

Проект «Дальневосточной» республики вызывает скепсис во многом потому, что в самом её названии заложена идея зависимости от России, неполноценного существования в виде придатка к ней. Может быть, следовало бы поработать над созданием альтернативной топонимики? Понятно, как дико для московского уха будет звучать вместо «Дальний Восток России», например, «Тихоокеанские штаты Евразии» или «Приморская Конфедерация». А если так, не значит ли это, что подобную топонимику как раз и стоило бы активно разрабатывать и внедрять в сознание?

Некоторые почему-то считают эти «дальние» регионы лишёнными каких-то субъектных черт. Так, мол, простые административные образования, нарезанные империей по естественным границам для удобства централизованного управления: Камчатка там, Сахалин, Приморье и т.д. Если есть различия, то исключительно обусловленные самой природой. У обитателей имперского ядра все эти регионы ассоциируются, прежде всего, с пейзажами, с природными богатствами, но не с людьми.

Впрочем, если есть ассоциации с людьми, то они сугубо отрицательные. Так, Сахалин – «остров каторжников», Магаданская область – «Колымский край» и т.д. Чукча для жителя имперского центра – персонаж исключительно анекдотический, он даже не верит в существование реальных чукчей (боевого народа, больше столетия успешно сопротивлявшегося русской экспансии и в итоге сумевшего остаться свободным от уплаты ясака). Приамурье и Хабаровский край вообще безлики для «россиянина». И разве что Приморье и Камчатка имеют для него какое-то реальное наполнение. Первое – благодаря Владивостоку, который, по слову Ленина, «город нашенский», то есть, опять же, имперский форпост. Вторая – благодаря вулканам, медведям и т.п., то есть туземная экзотика для колонизатора.

Это имперско-колониальное отношение свойственно не только власти, но и оппозиции. Например, на некоторых московских и питерских митингах популярна кричалка «Путин, лыжи, Магадан!» Наверное, она кажется крикунам остроумной. Но тем самым они наглядно показывают, что «Магадан» для них – это символ какой-то ужасной сталинской «зоны», а вовсе не современный портовый город.

Между тем, все земли, прилегающие к Тихому океану, имеют свою специфику, обусловленную не только естественными условиями (как и везде), но и людьми, их населяющими, и их историей. Они различаются, например, коренными народами, внесшими первую лепту в хозяйственное освоение этих земель. Они различаются временем и способами имперской колонизации, в результате которых возникали новые этнографические группы: камчадалы, амурские казаки, уссурийские казаки, дальневосточные украинцы и т.д.

Разнообразие природных и этнографических условий в регионах Тихоокеанского побережья в разы превышает таковое в европейской части России. Здесь каждый субъект в значительной степени – самодостаточная единица. «Россиянин» верит, будто без властной опеки центра эти земли обязательно будут захвачены внешней силой (китайцами или американцами). Эта вера передаётся и местным обитателям. Она позволяет использовать эти регионы только как стратегическое оборонительное предполье империи и не предполагает никакого их собственного развития. Между тем, эта земля – земля живущих на ней людей, а не «Дальний Восток» для кого-то там из европейского Зауралья И жители этих регионов вправе, как и везде, сами определять свою судьбу.

Другие статьи автора:

• Антиутопия пандемии и как из нее выбираться?
• Политические последствия пандемии для РФ
• Космос и регионализм
• Символы региональной революции
• Исправление имперских имен
• С чего начнется новое Учредительное собрание?
• Возможна ли Русская республика?
• Возможен ли подмосковный регионализм?
• Новая Украина на Дальнем Востоке
• Как «единая и неделимая» Россию погубила
• Moscovia-2042
• Федералистская альтернатива в Белом движении